Уэст переплел свои пальцы с пальцами Рии.

– Факт предстоящих вскорости родов моей матери заставил Уильяма что-то предпринимать, причем быстро. И вот что он сделал. Он пошел к отцу и признался, что моя мать и он любили друг друга и что она забеременела от него. Если он и хотел добавить, что к тому времени они поженились и что ребенок зачат в браке, шанса все сказать ему так и не представилось. Отец ударил его по лицу и поздравил с зачатием бастарда.

Рия поморщилась. Не от реакции на сказанное Уэстом, а потому, что голос его звучал не просто внешне холодно. Информация произносилась даже не ледяным голосом, а глыбой льда, которая никогда не растает.

– Я не знаю, что мой отец думал, я могу лишь судить о нем по его поступкам, – заключил Уэст. – И вот как он поступил – согласился жениться на дочери графа с неплохим приданым и собственным наследством, которую выбрал для него отец. Звали ее леди Джейн Кедвил. Моему отцу не хватило ни смелости, ни душевности, чтобы сообщить о своем браке моей матери лично. Она узнала о нем из светской хроники.

Рия приподняла голову и посмотрела на Уэста. Черты его лица словно застыли. Она прижалась щекой к его плечу и тихо заплакала, проливая те слезы, которые он не мог пролить.

– Она пошла к герцогу, – он сжал ее пальцы, – и рассказала ему о браке. Он потребовал доказательств, но она ничего не могла предъявить – документы взял на хранение ее супруг, и когда отец Уильяма потребовал от него предъявить бумаги, тот не только их не показал, но стал все отрицать. Официальная запись о браке тоже исчезла. Моя мать оказалась в таком отчаянном положении, которое заставило ее искать выход, потребовавший от нее коварства, которого она никогда не имела. Итак, ее законный супруг женился на леди Джейн вскоре после моего рождения. Вот так мне удалось избежать участи называться тоже Уильямом, как положено старшему сыну.

Уэст глубоко вздохнул.

– Леди Джейн и ее муж-двоеженец произвели на свет одного сына, который выжил, и зачали еще пятерых. Выкидыши серьезно повлияли на ее здоровье, но леди Джейн не смогла их выносить. Во время частых беременностей ей не разрешали вставать с постели, и потом тоже. Отец моей матери умер, когда я был еще ребенком, и, лишившись средств к существованию, моя мать стала искать работу. Она слыла хорошей портнихой, так что начала с того, что брала заказы на ремонт одежды, а потом шила по заказам платья и костюмы. Она приняла деньги от герцога – не от моего отца, а от человека, который по закону должен был приходиться ей свекром, – и открыла лавку в деревне. Не думай, что моя мать не обладала гордостью, но обстоятельства вынуждали ее сделаться практичной.

Рия сморгнула слезы, которые все еще стояли в ее глазах.

– Ты думаешь, герцог поверил ее рассказу и поэтому дал денег?

Уэст пожал плечами:

– Может, и так. Но он хотел, чтобы его сын мог жить спокойно и счастливо, и заставил таким образом мою мать замолчать. Деньги, что он ей дал, скорее надо рассматривать как взятку. Даже если герцог и узнал, что его сын солгал, он ничего не мог сделать. Свадьба с леди Джейн происходила публично. Он же не мог выставить своего сына двоеженцем.

Уэст протянул Рии кончик простыни, чтобы она вытерла слезы. В ответ она улыбнулась ему, почувствовав себя перед ним немного неловко.

Уэст покачал головой:

– Еще никто не плакал обо мне – ты первая.

Рия нахмурилась:

– А твоя мать?

– Она плакала, но не обо мне. – Он наклонился и поцеловал Рию в макушку. Когда он заговорил, дыхание его чуть колыхало тонкие прядки. – Я все равно оставался бастардом, а она – матерью бастарда. В такой крохотной деревушке, как Амбермед, из-за такого факта она не могла стать изгоем, но она все равно выделялась из всех. Герцог умер, когда мне исполнилось три, как раз вскоре после рождения лорда Тенли, и мой отец стал герцогом Уэстфалом. Вот тогда он снова стал приходить.

– И она его приняла? – спросила Рия.

– Принимала. Временами. Она любила его и ненавидела себя. А может, ненавидела и себя, и его.

– Но она любила тебя, – проговорила Рия. – Она всегда тебя любила.

Он усмехнулся устало:

– А разве так важно, чтобы она меня любила?

Рия смотрела на него во все глаза, и сердце ее колотилось где-то в горле.

– Успокойся, Рия, – нежно погладил он ее. – Меня не обошла ее любовь.

Он не мог ее успокоить такими словами.

– Расскажи о своей матери, Уэст.

Он долго не отвечал.

– Я думаю, ты не поверишь мне, но она была веселой. Может, немного нарочито веселой и жизнерадостной. Она держала голову высоко и не собиралась ни перед кем оправдываться. То, что она знала правду о своем положении, служило ей щитом. И щитом мне тоже. При ней никто не смел назвать меня бастардом.

– А когда она не находилась рядом?

– Уже другая песня.

– Значит, ты не знал правду?

– Нет. Теперь я понимаю, что она не могла мне ее доверить. Мой отец становился весьма влиятельным политиком, и его успех зависел от ее молчания, и моего тоже. Меня всегда признавали сыном герцога. Никто не сомневался в этом. То, что у него есть побочный сын, никого не удивляло, разве что в Амбермеде. Моя мать жалела леди Джейн, хотя чувства ее едва ли находили отклик в герцогине. Герцогиня ненавидела мою мать, но она, вероятно, боялась ее даже больше, чем ненавидела.

– Она знала о первом браке твоего отца?

Уэст хрипло рассмеялся:

– Нет, определенно нет. – Он успокоился и стал серьезным. – Она знала, что мой отец навещал мою мать и подарил ей коттедж, о котором я тебе рассказывал. Она обнаружила, что он оплачивает мое обучение в Хэмбрике и затем в Кембридже. Она считала, что такое отношение к бастарду ненормально.

– Он действительно поступал щедрее, чем большинство мужчин на его месте.

– Разве? Такова цена, которую запросила моя мать. То, что герцог согласился платить, говорит о том, как сильно он ее хотел.

– Может, его мучило чувство вины.

Уэст покачал головой:

– Герцог не испытывал многих чувств из тех, что терзают обычных смертных.

Рия села в постели. Она посмотрела на него сверху вниз, в глазах у нее стоял вызов.

– Тогда как ты объяснишь, что герцог сделал признание о своем первом браке перед смертью? Я не думаю, что ты смог бы стать девятым герцогом Уэстфалом, если бы у твоего отца отсутствовало чувство вины.

– Ты думаешь, я хотел получить его наследство на таких условиях? Самодовольный ублюдок, мой отец хотел перед смертью облегчить душу. Вот зачем он так сделал – не для меня, не для Мег, для себя самого. Он мог в любое время все расставить по местам, но он выбрал самое для себя удобное. Он презирал меня, Рия. Если он и питал ко мне какие-то чувства, то, прежде всего отвращение.