Когда Ельцин оправился от операции на сердце и пневмонии, он энергично взялся за дело. Казалось, он был полон решимости продемонстрировать, что остается главным и что способен активизировать систему и преодолеть источники застоя. В своем ежегодном обращении к Федеральному собранию 6 марта 1997 года обозреватель Би-би-си отметил, что «президент выглядел вполне прилично и его голос был сильным. Он без посторонней помощи и довольно быстро подошел к трибуне и произнес речь стоя»[370]. Речь была резко критической; он признал множество проблем, заявил, что «терпение народа на пределе», и обвинил в кризисе коррумпированных, привилегированных «авторитетов» и «высокопоставленных чиновников» – да и вообще всех, кроме себя самого. Он заявил, что собирается заменить высокопоставленных государственных чиновников «компетентными и энергичными людьми» и что берет некоторые из этих вопросов под свой личный контроль. Необходимо было собирать налоги, бороться с коррупцией, отменять льготы, вовремя выплачивать пенсии и заработную плату, улучшать социальные услуги – целый ряд грандиозных задач.

Ссылаясь на свою роль строителя системы, Ельцин назвал многие из этих изменений политики реформами: налоговая реформа; реформа пенсионной системы; реформа ЖКХ; реформа армии; реформирование социальной сферы. Но предлагаемые им решения являлись в основном внутрисистемными политическими изменениями и заявлениями о стремлении, а не стратегиями преодоления ограничений на изменения, представленных существующей конфигурацией бюрократической, экономической и политической власти. Основная стратегия заключалась в замене ленивых чиновников («основные причины наших проблем кроются здесь») и «наведении порядка». Он закончил свое выступление банальным заявлением: «Вместе мы наведем порядок – порядок в России, для России, во имя России»[371]. В считаные дни Ельцин перетряхнул высшие круги своего правительства. Он вернул Чубайса и привлек реформатора Немцова, молодого губернатора Нижегородской области; обоим было присвоено звание «первый вице-премьер». Он уволил министра сельского хозяйства и министра энергетики, которые были близки премьеру Черномырдину. Он также сменил министра обороны. Чубайс и Немцов во имя радикальной реформы начали наступление на некоторых олигархов, но не на того из них (Потанина), кто был наиболее тесно связан с самим Чубайсом. Премьер Черномырдин, которого часто считают защитником олигархов из-за его тесных связей с лобби, занимающимся экспортом энергоресурсов, уравновешивал мощный альянс игроков, в основные цели которых не входила защита близких к Черномырдину олигархов.

Борьба продолжалась весь 1997 год с попеременным выигрышем каждой из сторон. Ельцин в значительной степени стоял над схваткой, позволяя противоборствующим силам сражаться и натравливая их друг против друга. Это отвечало его целям как высшего арбитра и, как казалось, не препятствовало экономическому прогрессу, поскольку 1997 год был отмечен относительной стабильностью в экономике и первыми признаками экономического роста. Тем не менее к концу декабря премьер Черномырдин восстановил свою власть в правительстве и вновь утвердился в качестве ведущего лидера российской экономической политики. Он убедил Ельцина освободить Чубайса и Немцова от их портфелей министра финансов и министра энергетики и топлива соответственно, хоть они и остались в кабинете министров.

Однако статистика роста за 1997 год была обманчива; накапливались признаки надвигающегося экономического и политического кризиса. Даже будучи не вполне здоров, Ельцин наверняка был в курсе публичных заявлений некоторых олигархов о том, что они более могущественны, чем политическое руководство. Он также не мог игнорировать тот факт, что его риторические призывы к увеличению автономии государства от олигархов, увеличению собираемости налогов и переходу от «олигархического капитализма» к так называемому «народному капитализму» не находили практического применения[372]. К марту 1998 года он, должно быть, знал, что прошлогодние успехи в выплате зарплат нивелировались и что задолженность по зарплатам снова накапливалась. Ему, безусловно, сообщили, что на 9 апреля запланированы протесты рабочих и что коммунистическая и националистическая партии попытаются использовать события этого дня, чтобы придать импульс парламентским выборам 1999 года и президентским выборам 2000 года. Фактически Дума планировала вынести вотум недоверия его правительству Падение цен на нефть, а также влияние на российские фондовые рынки азиатского финансового кризиса только усугубили экономические проблемы, угрожая повернуть вспять движение в сторону экономического роста.

От Ельцина не требовалось разбираться во всех сложностях; ему нужно было только ощутить тенденцию, которая могла привести к зловещим экономическим и политическим последствиям. Когда Ельцин был моложе и здоровее, политическая интуиция сочеталась у него со сложным расчетом. Теперь, когда он стал старше и потерял здоровье, интуитивное чутье у него сохранилось, хотя его способности к расчету снизились. В первые месяцы 1998 года Ельцин почувствовал, что дела идут не так, как он планировал. В своем «Послании о состоянии Федерации» от 17 февраля 1998 года[373] он признал улучшение темпов экономического роста, но вернулся ко многим мрачным темам своего выступления 1997 года, потребовав от правительства «положить конец росту неплатежей» и пригрозив: «Если правительство не может выполнить эти стратегические задачи, у нас будет другое правительство».

В прошлом при аналогичных обстоятельствах Ельцин, как правило, погружался в раздумья и после краткого периода уныния или сознательного личного отсутствия возвращался с планом, позволявшим вновь перехватить инициативу. Это же произошло и в марте 1998 года. Оставаясь вне поля зрения общественности на протяжении многих недель[374], он вернулся с неожиданным заявлением о том, что увольняет высших государственных деятелей, отвечающих за управление экономикой: Чубайса; А. С. Куликова, министра внутренних дел; и, что самое поразительное, самого Черномырдина, премьера-ветерана. Такой внезапной и полной «генеральной уборкой» Ельцин, по-видимому, надеялся показать, что все еще находится у власти, что его следует бояться; по-видимому, он также надеялся создать новую команду и сформулировать новую стратегию, направленную на выход из тупика в управлении экономикой и реализацию его заявления о намерении двигать историю вперед посредством более энергичной «реформаторской» политики. По крайней мере, именно такой образ он пытался создать для публики[375].

На смену Черномырдину Ельцин назначил бывшего заместителя министра топлива и энергетики С. В. Кириенко. Кириенко мог импонировать ему по нескольким причинам: он был профессионалом, хорошо осведомленным о макроэкономической ситуации в России; он был откровенен, прагматичен и склонен считать, что знает, как спасти экономику от возобновившейся стагнации[376]. Кроме того, Кириенко был молод (всего 36 лет), ранее успешно строил свой бизнес (то есть понимал и старую, и новую систему), а также был выходцем из провинции (а значит, еще не попал под контроль каких-либо московских олигархов). Кириенко являлся ставленником первого вице-премьера Немцова, но был еще слишком молод и не имел потенциала, чтобы угрожать президенту в политическом плане; следовательно, он, вероятно, мог оказаться и способным, и политически верным. В лице Кириенко