Ельцин, похоже, нашел умного, лояльного, энергичного, профессионального технократа, готового играть по установленным президентом политическим правилам и способного, возможно, добиться положительных экономических результатов. Он мог вдохнуть новую энергию во все более застойный правящий режим и, возможно, подготовить его к серьезным политическим испытаниям 1999–2000 годов. И все это он мог сделать, не пытаясь заставить президента России уйти в отставку. Таким образом, Ельцин сделал выбор, способствовавший, как казалось, одновременно успехам его политической власти и экономической политики. Этот выбор, безусловно, соответствовал его избирательному мандату – сочетать экономический прогресс с социальной стабильностью.

Более того, Ельцин был готов пойти на реальный политический риск, чтобы добиться ратификации назначения Кириенко в Думе. Ему потребовался целый месяц, чтобы победить, и то только после третьего и последнего голосования. Ельцин попеременно угрожал, уговаривал, увещевал, агитировал и подкупал депутатов парламента, чтобы те согласились с его выбором. Проиграв первые два раза, он мог предложить альтернативного кандидата. Но вместо этого он решил пойти ва-банк, позволив Думе отклонить его кандидата в третий раз и тем самым добиться ее роспуска и досрочных парламентских выборов. Это в равной мере было угрозой как для Думы, так и для самого Ельцина, поскольку российский президент, популярность которого падает в опросах, должен был бы опасаться, что в результате новых выборов получит парламент еще более враждебный, чем нынешний. Тем не менее Ельцин продолжил держаться за Кириенко, сделал очень мало политических или кадровых уступок оппозиции в Думе и в конечном итоге победил. Кириенко сформировал кабинет чиновников-экономистов, в основном из числа молодых технократов из провинции. Ельцинский «переворот» в марте-апреле 1998 года увенчался успехом. Ельцин подтвердил и усилил свою власть, вновь взял инициативу в свои руки и создал правительство, которое давало надежду на преодоление некоторых из препятствий на пути экономического прогресса.

Однако Ельцин не знал, что он купил себе отсрочку всего на несколько месяцев.

Балансирование между стабильностью и личной властью (август 1998 года – декабрь 1999 года)

В первые годы своего второго президентского срока Ельцин стремился совместить политическую стабильность, личную власть и экономический прогресс. В последние полтора года перед своей отставкой он пытался обеспечить стабильность и личную власть, добиваясь иммунитета от судебного преследования после своего ухода с должности. Этот поиск личной безопасности сочетался с заботой Ельцина о социальной стабильности. Если произойдет «социальный взрыв», он вполне может смести и Ельцина. Поиски иммунитета также соответствовали его представлениям о себе как гаранте против коммунистической реставрации, поскольку никакая гарантия неприкосновенности не стоила бы бумаги, на которой она написана, если бы коммунисты выиграли парламентские и президентские выборы 1999–2000 годов. Что Ельцин исключил из своих приоритетов в этот период, так это прежний упор на прогресс в экономике. Это упущение явилось косвенным результатом финансового краха в августе 1998 года, продемонстрировавшего несостоятельность созданной Ельциным экономической системы и дискредитировавшего как «олигархов», так и «радикальных реформаторов». Не имея представления, как исправить экономическую ситуацию, Ельцин сосредоточился на поиске правительственной команды, которая воссоздала бы хоть какую-то экономическую и политическую стабильность, при этом защищая его от угроз импичмента и обвинений в коррупции, которые все накапливались[377].

Возвращение Ельцина к акценту на «стабильности» привело к тому, что после августовского финансового кризиса он уволил Кириенко и призвал обратно Черномырдина[378]. Дважды Ельцин выдвигал Черномырдина на пост премьер-министра; дважды Дума отклоняла его кандидатуру. Ранее, в 1998 году, когда он выдвинул кандидатуру Кириенко, Ельцин был готов пойти на риск войны с Думой; на этот раз его нервы не выдержали. На третий раз он неохотно предложил кандидатуру министра иностранных дел Примакова, чей профессионализм придавал ему ауру человека, достаточно компетентного для выполнения этой работы; его стремление отстаивать «национальные интересы» России делало его приемлемым для националистов в Думе; его опыт работы в компартии (наряду с работой в органах безопасности) делал его приемлемым для многих парламентариев-коммунистов[379].

Выдвижение Ельциным Примакова – и радостное одобрение его кандидатуры Думой – означало, что президент России потерял политическую инициативу. Но Примаков, по крайней мере, мог бы придумать какой-то способ стабилизировать шатающуюся финансовую систему и использовать свои связи за границей, чтобы помочь России получить новую помощь от Запада. Не менее важно и то, что Примаков мог склонить противников Ельцина в Думе отозвать свои постановления об импичменте, прекратить расследование коррупции против семьи Ельцина и предоставить президенту России полный иммунитет от судебного преследования после его ухода в отставку.

Примаков проработал на посту премьера более полугода, пытаясь с определенным успехом стабилизировать внутреннюю ситуацию, но без особого прогресса в обеспечении политической безопасности Ельцина. Политическая температура повысилась как внутри страны, так и за рубежом. НАТО разбомбило Сербию, несмотря на возражения России, незадолго до этого приняв в свои ряды три восточноевропейских государства – также несмотря на недовольство России. Экономическая программа Ельцина внутри страны терпела неудачу, его отношения с Западом были на низком уровне, а его личная политическая безопасность снова оказалась под угрозой. Как он отнесется к тому факту, что его авторитет еще больше упал, а его власть оказывалась под все большей угрозой?

В апреле 1999 года Ельцин выступил с ежегодным посланием Федеральному собранию. Это было короткое, сумбурное, несколько бессвязное выступление, в котором он явно пытался самооправдаться[380]. Он начал с отрицания масштаба неудач во внешней политике. Он сказал о них несколько фраз, оправдываясь необходимостью и подчеркнув вместо этого свою роль проводника стабильности:

Серьезные испытания, с которыми сегодня столкнулась Россия, возгагают на нашу внешнюю политику повышенную нагрузку. Взаимоотношения России со всеми государствами мира строятся на неконфронтационной основе. При этом внешняя политика должна быть нацелена на жесткое отстаивание национальных интересов.

Что действительно важно, сказал он, это поддержание порядка, стабильности и безопасности для всех, включая его самого: «Необходимо согласие, объединение всего общества перед угрозой прихода в российскую власть любых деструктивных, радикальных, экстремистских и криминальных сил». Но некоторые стремились подорвать эти усилия, делая безответственные и нервные заявления.

Затем Ельцин попытался опровергнуть заявления о том, что август 1998 года доказал полное банкротство его правления. Но он явно занял по этому поводу оборонительную позицию: «Наиболее драматические события 1998 года, во многом определившие последующее развитие экономической и политической ситуации, связаны с 17 августа. Объявленные в этот день решения до сих пор являются предметом острейших дискуссий <…> Считалось, что кредиты МВФ и антикризисная программа действий помогут переломить негативные настроения инвесторов». Затем он переложил вину на Думу, предположив, что августовский кризис можно было предотвратить,