Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Старые предрассудки сдаются с трудом. Многие до сих пор думают, что полицейского надо впускать через черный ход и относиться к нему как к прислуге. Правда, подобные взгляды характерны больше для представителей старого поколения. Сейчас отношение меняется.
Хэмиш ворвался в его мысли со словами: «Ты должен решать. Кто из них захотел заменить собой правосудие?»
Может быть, Джессап? Он ведь всегда считал, что Бен Уиллет поступил неправильно, бросив семью и родную деревню. Или Санди Барбер, который любит жену и готов любой ценой защищать ее?
Ответа по-прежнему не было.
На следующее утро Ратлидж вышел из дому рано. Проехав по мокрым после дождя улицам, он завернул на работу. Из своего кабинета он позвонил в Колчестер адвокату Харрисону, который вел дела покойных мистера и миссис Фаулер.
Когда мистера Харрисона позвали к телефону, Ратлидж спросил, какой именно благотворительной школе для мальчиков завещали деньги Фаулеры.
— Школе имени Джеймсона Балдриджа, — сразу ответил Харрисон. — До того, как переводить завещанную сумму, я воспользовался случаем и навел о школе справки. Мистер Балдридж был членом парламента и близким другом Уильяма Гладстона,[7]который и поощрил бездетного Балдриджа пожертвовать крупную сумму какой-нибудь лондонской благотворительной школе. Школа вполне обеспечена; ее руководство разумно распоряжается выделенными средствами. Поэтому мы выполнили пожелания мистера Фаулера-старшего.
— Почему Фаулер так заботился об этой школе?
— К сожалению, он так мне и не сказал. Он начал жертвовать школе деньги еще до своего возвращения в Колчестер.
— Что это за школа?
— Для бедных мальчиков безотносительно вероисповедания; единственное условие — ученики должны происходить из бедных семей и проявлять способности. Преподавание в школе ведется на чрезвычайно высоком уровне. Почти все выпускники в дальнейшем преуспели в жизни. Несколько человек служат в столичной полиции, многие сделали военную карьеру, некоторые приняли духовный сан. Есть учителя. Несколько человек даже попали на государственную службу.
— На государственную службу? — удивился Ратлидж.
— Один выпускник стал камердинером министра. Еще один служит управляющим крупным имением в Шотландии.
— А неудачники среди них есть? — спросил Ратлидж.
— Мне дали понять, что они тоже неплохо устроились, — сухо ответил Харрисон.
— Значит, в тюрьму не попал никто?
— Если и попали, директор не счел нужным о них упоминать.
Ратлидж поблагодарил мистера Харрисона и поехал разыскивать благотворительную школу для мальчиков имени Джеймсона Балдриджа.
Школа находилась на тихой улочке недалеко от собора Святого Павла; со дня своего основания она существенно разрослась. Кирпичное здание Викторианской эпохи поднималось ввысь на несколько этажей; арочный каменный вход напоминал епископский дворец. Правда, барельефы, идущие по фасаду, изображали не святых, а древнегреческих ученых и поэтов. Нажав кнопку звонка, Ратлидж поднял голову и посмотрел на Платона и Гомера.
Дверь ему открыл молодой человек, одетый так же хорошо, как студенты Харроу или Итона, и вежливо спросил, по какому он делу.
— К директору. Моя фамилия Ратлидж.
Его пригласили в просторный холл с полом в клетку из черного и белого мрамора, и молодой человек ненадолго отлучился. Через несколько минут к нему вышел пожилой человек, похожий на преподавателя, и спросил, какое у него дело к мистеру Лезерингтону.
— Скотленд-Ярд. Хочу навести справки об одном вашем бывшем выпускнике.
— Вот как, мистер Ратлидж… Моя фамилия Уоринг. Я могу вам помочь. Сюда, пожалуйста!
Его провели по тихому коридору в небольшой кабинет, уставленный стеллажами и рядами папок. Уоринг предложил ему стул.
— Первым делом мне бы хотелось спросить, почему вы интересуетесь одним из наших мальчиков.
— О нем мне известно следующее: его мать умерла от чахотки, а отец сидел в тюрьме. Я пока точно не знаю, учился ли он в вашей школе, но косвенные улики свидетельствуют о том, что учился. Мы ищем его, потому что, возможно, он стал свидетелем преступления, совершенного несколько лет назад. И нам помогут любые сведения, которые он сумеет нам предоставить.
Уоринг жестом показал ему на ряд папок.
— Назовите фамилию мальчика и примерные годы, когда он мог учиться в нашей школе; я попробую его найти.
— Мне известно лишь имя его матери, Глэдис Митчел. И приблизительная дата. На вашу школу я вышел потому, что человек, который, возможно, также имеет отношение к этому мальчику, много лет жертвовал вашей школе определенные суммы денег. Фамилия того человека — Фаулер.
Судя по лицу, Уоринг узнал фамилию, однако он лишь спросил:
— Когда он мог у нас учиться?
Ратлидж произвел мысленные подсчеты.
Глэдис Митчел могла лишь в двух случаях заявить, что отцом ее ребенка является Фаулер. Либо он был зачат после короткого романа с Фаулером, который оборвался, но впоследствии возобновился. Либо ребенок был зачат сразу после того, как их отношения закончились. Между разрывом с Глэдис Митчел и женитьбой на матери Джастина прошло десять лет. Фаулеров убили перед тем, как Джастину исполнилось двенадцать лет. Мальчику — если ребенок в самом деле был мужского пола — в то время было двадцать два или двадцать четыре года. С того дня прошло еще двенадцать лет; значит, сейчас убийце года тридцать четыре, а может, тридцать пять или тридцать шесть… Во всех случаях он — примерно ровесник Харолда Финли. Ратлидж назвал Уорингу предположительное время.
— Как по-вашему, он воевал?
Если речь шла о Финли, то да.
— Возможно.
— У нас в нашей часовне есть почетный список учеников, павших смертью храбрых. Возможно, его имя там. Но сначала давайте взглянем… — Уоринг пробежал пальцем по корешкам высоких папок на третьей полке, — вот на это. Митчел, говорите?
— Да. — Немного подумав, Ратлидж добавил: — Посмотрите еще на фамилию Финли.
Через полчаса Уоринг закрыл папку и покачал головой:
— К сожалению, скорее всего, вы ошиблись. Учеников с такими фамилиями у нас не было.
— А не могла ли его фамилия быть Фаулер?
Уоринг пристально посмотрел на него:
— Вы хотите сказать, что этот мальчик мог быть сыном мистера Фаулера?
— Насколько мне известно, нет. Но мать мальчика могла дать ему эту фамилию. Чтобы… выразить признательность его родне.
— Фаулера тоже не было; я бы его заметил.