Больше искать было нечего. Ратлидж перебрал все возможные варианты. Конечно, оставалась еще сестра Глэдис Митчел, но ее фамилию Ратлидж не знал. Что ж, придется снова наведаться в архив и попробовать разыскать ее. Или еще раз побеседовать с мистером Харрисоном.

Он поблагодарил Уоринга за помощь; тот явно испытал облегчение, поняв, что розыски ни к чему не привели. Школе, да и ему лично, лишние неприятности ни к чему.

Вернувшись на работу, Ратлидж еще раз позвонил мистеру Харрисону, но тот сообщил, что не знает, как фамилия сестры Глэдис Митчел.

— Кажется, вы говорили, что она занималась организацией похорон.

— Да, в самом деле. Однако счет нам пришел напрямую от владельца похоронного бюро. С сестрой мы ни в какие отношения не вступали.

Ратлидж понял: адвокаты не сочли нужным переводить деньги сестре миссис Митчел, хотя прямо мистер Харрисон об этом и не сказал.

— Точно так же оплачивалось пребывание Глэдис Митчел в санатории или, например, сооружение надгробного памятника?

— Совершенно верно.

Едва Ратлидж успел положить трубку, как вошел сержант Гибсон.

— Какие новости о старшем суперинтенденте?

— Ему в первый раз позволили немного посидеть в кресле. Хотя впереди у старшего суперинтендента еще много времени, он не любит пребывать в праздности.

Ратлидж согласился с сержантом. После того как у Боулса случился инфаркт, в Скотленд-Ярде все чуточку изменилось. Все как-то притихли и занимались своими делами без особой уверенности в будущем. Инспектор Майклсон, которого послали расследовать убийство в Нортумберленд, старался лишний раз не попадаться начальству на глаза. Интересно, подумал Ратлидж, полетит ли голова Майклсона, если Боулса заставят выйти в отставку по состоянию здоровья? Уверенный в том, что состоит под защитой Боулса, Майклсон ухитрялся наступать на больные мозоли всем кому не лень. Вопрос в том, позаботится ли Боулс о том, чтобы Майклсона так же защищал его преемник.

Сам Ратлидж считал временное отсутствие Майклсона благотворной передышкой.

Он вернулся к себе в кабинет и попытался сосредоточиться на папке с делом, которую немного раньше принес ему Гибсон. Но мысли его все время возвращались к стоящей перед ним задаче.

Замечание миссис Даннер о медальоне казалось ему верным.

Кроме того, неразгаданной оставалась загадка благотворительной школы.

Стремление Фаулера-старшего помогать школе с такого юного возраста должна была иметь какое-то отношение к его первому браку, окончившемуся катастрофой. Может быть, после того, как его первый брак аннулировали, он купил молчание Глэдис Митчел, пообещав ей, что ее сын получит приличное образование? Едва ли ему хотелось, чтобы Глэдис Митчел спустя год-два снова возникла в его жизни и стала шантажировать его. Ведь он собирался жениться во второй раз. Образование ребенка, пусть даже ребенок был не его, должно было, как он считал, надежно защитить его от проблем в будущем. А крупные взносы, которые регулярно поступали на счет школы, должны были обеспечить хорошее отношение к мальчику.

Но при чем здесь убийства?

Видимо, пока ему не удалось обнаружить связующее звено…

Несчастный, брошенный ребенок, возможно, жаждал мести. Особенно если мысли о мести внушала ему несчастная, умирающая мать. Сначала он решил убить Фаулеров. А потом, узнав, что Джастин выжил, стремился разыскать его и погубить членов его новой семьи.

Хэмиш презрительно хмыкнул: «Уиллет не был членом его семьи!»

Ратлидж глубоко вздохнул.

«Медальон-то оказался у него. Значит, и Уиллет каким-то образом связан с ними».

«Все они собрались в усадьбе в тот день, когда пропала миссис Рассел. Он ведь мог укокошить их всех одним махом. И покончить с прошлым раз и навсегда».

«Тогда за ним бы стали охотиться».

«Ведь не охотились же, когда убили Фаулеров».

Не в силах усидеть на месте, Ратлидж вышел из здания, перешел по мосту на другой берег Темзы, потом развернулся и вернулся назад. Ходьба ему не помогла.

Он сел в машину и поехал в больницу, где лежал майор Рассел. Ему сообщили, что майора перевели в общую палату.

— Вы делаете успехи, — заметил Ратлидж, садясь на стул рядом с кроватью майора. — Вот видите, из палаты для тяжелобольных вас уже перевели к остальным страдальцами.

Майор Рассел поморщился:

— Мои соседи ужасно храпят! Из-за храпа я вчера всю ночь глаз не сомкнул.

— Наверное, вам все равно бы не спалось.

— Да. Дышать тяжело. От этого я не сплю. Чего вы от меня хотите? Пришли задать еще вопросы? Если бы я мог на них ответить, тот подонок сейчас уже был бы в наручниках!

— Я пришел, чтобы спросить вас о Харолде Финли. Миссис Даннер хотела бы, чтобы у нее был такой сын, как он. Синтия Фаррадей уговорила его свозить ее в Лондон, вопреки желанию вашей матушки. Ваша мать наняла его, чтобы он ее возил. Словом, женщины к нему благоволили. Интересно послушать, как к нему относились вы.

— К Финли? Да я его почти не замечал. Раньше, когда маме нужно было куда-то поехать, ее возил садовник, но потом она купила машину. Машина ей не нравилась, она называла ее «эта штука». А садовник не умел с ней управляться. Поэтому она разместила объявление, что ищет шофера, который, если понадобится, сумеет прислуживать и дома. Агентство прислало к ней на собеседование трех или четырех человек. Она выбрала Финли. Работал он очень хорошо. Синтия напропалую флиртовала с ним, но она была ребенком, и именно так он с ней обращался — к ее досаде. Мама только посмеивалась. Со мной и Джастином Финли тоже обращался уважительно. Я принимал его как должное. Наверное, так же, как принимал миссис Бродли, миссис Даннер, Нэнси и остальных. Они просто были — и все.

— Не казалось ли вам, что под маской вежливости в нем таится гнев?

— Ни разу не видел, чтобы он выходил из себя.

— Не вел ли он себя по-другому, когда вы оставались с ним наедине? Когда миссис Рассел не было рядом и он мог становиться самим собой?

— Нет… насколько я помню. Он знал свое место и держался за него. На что вы намекаете?

— Ни на что. Харолд Финли очутился в замкнутом мирке, состоящем из женщин и детей. Вы не думаете, что он что-то скрывал? Например, темное прошлое или свое настоящее имя?

— Господи, какое у вас извращенное воображение! Нет. Финли был Финли. Вот и все.

— По-моему, при своих способностях он мог бы найти работу где угодно. Зачем хоронить себя заживо в глуши, на болоте, где в свободные дни можно развлечься только в Тилбери?

— По-моему, болота ему нравились. Как-то он возил меня кататься на лодке; мы больше часу просидели в камышах, наблюдая за болотными птицами. До него я никогда по-настоящему не обращал внимания на птиц. Он подарил Джастину грошовую свистульку; никто из нас не умел на ней свистеть, но мы старались и насмешили Синтию до слез.