А Брежнев, от которого многое зависело в раскладе сил в Политбюро, колебался: брать сторону председателя КГБ или нет. Но Андропов знал, как перетянуть генсека на свою сторону. Именно информация о том, что американцы не станут вмешиваться в чехословацкий кризис, могла окончательно убедить Брежнева в необходимости ввести войска в Чехословакию. Поэтому сообщение Дина Рида из Рима оказалось как нельзя кстати в раскладах председателя КГБ.

Вторжение в Чехословакию началось в 23.00 во вторник 20 августа. Части советской 24-й воздушной армии взяли под контроль основные аэропорты Чехословакии и координировали действия сотен транспортных самолетов «Ан», которые по воздуху перевозили войска и танки. Одновременно с этим советские войска и силы Варшавского договора пересекли границу ЧССР на севере, востоке и юге и перекрыли границу с ФРГ. Сопротивление войскам вторжения никто не оказывал: чехословацкая армия была поднята по тревоге, но не покидала мест своей дислокации, солдаты оставались в своих казармах. Дубчек и ряд его сторонников в Президиуме ЦК были арестованы и отправлены в Советский Союз, в Ужгород. Однако 24 августа в Москву прилетел президент ЧССР Людвиг Свобода и потребовал от Брежнева освободить арестованных. «В противном случае мне, как офицеру, придется застрелиться здесь же, в Москве!» – заявил Свобода. И Брежнев отдал распоряжение доставить Дубчека и его соратников для переговоров в Москву. Эти переговоры привели к тому, что Дубчеку было разрешено остаться у руководства страной, но с условием, что он выведет из руководства партии всех недружественно настроенных по отношению к Москве людей. Взамен Дубчеку было обещано, что советские войска покинут территорию Чехословакии в течение месяца.

Когда Дин узнал о чехословацких событиях, он немедленно позвонил Винчини, чтобы узнать у него последние новости. Но того уже не было в Риме – он с делегацией компартии Италии улетел в Будапешт на экстренную встречу руководителей европейских компартий. До этого Винчини принимал активное участие в подготовке документов ИКП к предстоящему в конце года Совещанию коммунистических и рабочих партий, однако вторжение войск Варшавского договора в Чехословакию поставило крест на этом мероприятии (во всяком случае, в том году). Собравшиеся в Будапеште лидеры европейских компартий осудили советское вторжение и выпустили гневное коммюнике, где потребовали от Брежнева немедленно вывести из Чехословакии войска. Дин, прочитавший это коммюнике в газете, его не одобрил по изложенным выше причинам.

Не одобрил Дин и своего недавнего кумира Джона Леннона, который из всей четверки «битлз» нравился Дину больше всех, поскольку он находил в его характере много похожих на свои черт: то же бунтарство, к примеру. И взгляды на политику у них одно время были схожие: пару лет назад оба увлекались маоизмом, а потом почти одновременно к нему охладели. Однако летом 68-го дорожки Дина и Леннона разошлись, а поводом к этому стал ввод советских войск в Чехословакию, который Леннон, в отличие от Дина, осудил. Поэтому не случайно, что именно 21 августа британское радио устроило премьеру новой песни Леннона «Революция», которую «битл» написал еще весной во время своей поездки в Индию к Махариши. Песня была своеобразным гимном пацифизма, и в ней давался рецепт ненасильственного изменения мира.

Сам Дин в те дни тоже не сидел сложа руки и сочинял одну песню за другой. В основном острополитические. Среди них была песня «Вам!», которую Дин написал 16 октября и посвятил рабочим Италии и других стран.

Помимо политики Дина не менее сильно интересовала и культурная жизнь Италии, в частности ситуация в кинематографе. Как и многие левые, Дин выступал против американизации итальянского кино, которая, как уже упоминалось выше, в конце 60-х приобрела угрожающие формы. Голливуд буквально схватил за горло итальянский кинематограф, диктуя ему свои условия: во-первых, поставляя свою продукцию (часто не самого высокого качества), во-вторых, заставляя его работать по своим заказам. На многих киностудиях Италии дело дошло до того, что местных актеров обязывали произносить свои реплики по-английски.

Поскольку итальянские кинофирмы были самым тесным образом связаны с Голливудом, их сложившаяся ситуация нисколько не волновала, а даже наоборот – радовала. Они не видели ничего плохого в этой экспансии и делали все от них зависящее, чтобы она продолжалась и дальше. И на этом поприще совершались весьма показательные жесты. Так, президент голливудского объединения МПАА Джек Валенти был награжден почетным титулом кавалера Итальянской республики, а бывший министр финансов Италии социалист Прети одним росчерком пера подарил семи самым крупным голливудским компаниям 50 миллиардов лир, которые они задолжали итальянскому государству.

Против сложившейся ситуации выступили многие прогрессивные организации Италии, в том числе и компартия. В июле 1968 года ИКП выпустила заявление, которое Дин Рид немедленно поддержал. В этом документе говорилось следующее:

«Коммерциализация кино, гонка за прибылями в сфере производства и проката – следствия логики капиталистической системы, которая видит в кино товар для продажи – ныне усугубляется вмешательством американского капитала, колонизирующего итальянскую кинематографию. Здесь политика и интересы крупных промышленных групп полностью совпадают с интересами американцев…

Коммунистическая партия Италии выступает за создание в сфере кино общего европейского рынка. Однако это будет иметь смысл только в том случае, если в отдельных странах будет покончено со скандальным положением, когда кинопроизводство финансируется американцами и при этом используются государственные средства».

Вскоре после того, как Дин публично высказался в поддержку этого документа, у него произошел любопытный разговор с одним из крупных итальянских кинобоссов из Итальянской ассоциации кинопромышленников (АНИКА). Босс случайно встретил Дина в ресторане киностудии «Чинечитта» и, пригласив его за свой столик, спросил на чистейшем английском:

– Вы, мистер Рид, сами снимаетесь в картинах, которые производятся на американские деньги, и имеете наглость ругать Голливуд?