В первую очередь отыскала бы его. Присмотрелась. Если бы он ей понравился, постаралась бы познакомиться, а после подумала бы о сближении – ведь к тому моменту она бы явно истосковалась по ласке, по тому, чтобы быть «с кем-то».

А если бы он не согласился?

Попыталась бы уговорить.

А если бы не согласился совсем?

Настояла бы – ведь он ей нужен.

А если бы тот не поддался уговорам?

Пришлось бы сделать так, чтобы поддался… Даже временно похитить, если нужно. Чтобы все объяснить.

А после она, наверное, тоже захотела бы вспомнить, каково это – целовать кого-то? И чтобы не насильно, чтобы человек захотел сам, чтобы приблизился к ней. Наверное, – эта мысль удивила ее больше всех предыдущих, – она бы даже согласилась… ему… за это… заплатить.

Картинка вдруг сложилась. Вся, без остатка.

Яна взглянула в лицо Джона и ровно, как киллер, только что получивший задание, деловито попросила:

– Выключи свет. Оставь зажженным только ночник.

С удивлением услышала хрипотцу в собственном голосе. Поспешно добавила:

– И если я скажу «нет», ты остановишься.

– Я остановлюсь.

С секунду на нее смотрели с непонятным выражением на лице – смесью недоверия, удивления и скрытой радости, – затем поднялись и направились к выключателю.

Основной свет в комнате погас.

Она подходила к креслу медленно и не спеша – нет, не с опаской, но с волнением, с внутренней дрожью. И больше совсем не чувствовала себя проституткой – скорее, школьницей, которую впервые позвал «за угол» мальчишка из старшего класса.

Знала: «сейчас они поцелуются», и от этого нервничала. Это глупый процесс – предвкушать, какими на вкус окажутся чьи-то губы, понравится ли ей, затопят ли эмоции…

«Если не понравится, просто отстранюсь. Уйду, забуду все, что здесь было…»

Джон продолжал смотреть на нее странно – вроде бы пристально, но в то же время настороженно, как будто боялся, что в любую секунду девчонка передумает и очередного шага вперед не сделает. Сбежит.

Яна не сбегала.

Горел в углу торшер; выжидательно смотрел незнакомец.

«Пусть только не торопит. Не хватает, не тискает, не обнимает…» – ей будет сложнее, если проявится чужой напор, ей требуется время.

Она приблизилась к нему вплотную – сначала хотела просто наклониться, потом поняла, что будет неудобно, и потому, подумав,… села на колени.

Мужчина на некоторое время, как человек, совершенно не привыкший к тому, чтобы его «зону комфорта» кто-то пересекал, задержал в легких воздух, затем медленно выдохнул. Вперед не подался, жадности и нетерпеливости не проявил – держался.

Ей это нравилось. Он вел себя правильно – правильно для человека, который давным-давно привык быть один, – не прокалывался на мелочах, соответствовал выбранной роли или же рассказанной о себе правде.

Чужая комната, приглушенный свет. Тихое дыхание двоих и от напряжения трещит воздух.

От Джона приятно пахло – почти неуловимо, тонко, терпко, по-мужски изящно. Яна подалась вперед – теперь от одних губ до других осталось не больше нескольких сантиметров, – взглянула в серо-зеленые глаза, в очередной раз почувствовала, как сильно волнуется и попросила:

– Закрой.

Ему не хотелось – она чувствовала. Ему хотелось не только чувствовать, но и видеть – запоминать детали.

– Закрой глаза, – надавила. И веки напротив прикрылись. – И так пока сиди.

А после наклонилась вперед.

Она ожидала чего угодно: слишком сухих губ, слишком влажных, слишком холодных или горячих. Слишком мягких или же наоборот – неприятно твердых. Несвежего дыхания, отсутствия в собственном теле отклика, того, что ее все-таки притянут к себе жадные руки – заставят наклониться, слишком сильно прижмут, начнут «рыскать» в поисках застежки бюстгальтера.

Но чего она НЕ ожидала, так это того, что моментально… провалится, будто бы потонет в странной дымке, наполненной медленно закипающей страстью.

Поцелуй, один поцелуй – мягкое осторожное касание – ничего особенного, – а у нее вдруг закружилась голова. Тело охватила мелкая и почти незаметная дрожь; к человеку в куртке совершенно неожиданно захотелось прижаться, ощутить его лучше. Крепкая мужская грудь, спокойно лежащие на подлокотниках руки и рот – рот, от которого ей не хотелось отрываться. Странные губы – не слишком напористые, но манящие, обманчиво податливые, притягивающие к себе магнитом.

Яну удивил не поцелуй – не столько сам поцелуй, сколько ощущение того, что сладковатый дурман затопил ее саму целиком. Не тело даже – разум, который вдруг расслабился, превратился в сахарную вату и попросту исчез из головы. Ни мыслей, ни рассудка, ни логики – одно сплошное ощущение «как же хорошо». Внутренний раздрай отсутствовал – Каську ничего не терзало, а почему-то просто хотелось еще и еще.

И она позволяла себе. Целовала чужие губы сначала робко и неуверенно, затем настойчивее и еще настойчивее, коснулась пальцами шершавых от щетины щек. В какой-то момент позволила себе просунуть в чужой рот кончик своего языка, застонала, когда, вытеснив ее, в ответ сделали то же самое.

И вот тогда подключились его руки – горячие, сильные, но осторожные и нежные. Принялись гладить ее по лицу, шее, волосам. Ласково заскользили по спине пальцы, сжались на затылке.

Нет, он не девственник… Точно не девственник. Или же очень талантлив…

Обрывки размышлений не отвлекали и романтику не гасили. Странным образом Яна была уверена в том, что ее – эту самую неожиданно вспыхнувшую между ними романтику, – в ближайший час или два не погасит ничто. Потому что она хотела ее. Хотела сама.

В какой момент Джон перехватил инициативу?

Она не заметила. Но теперь не она целовала его, а он ее. Сама же она просто тонула в роскошном ощущении поглотившей ее целиком страсти – не мягкой и не слишком сильной, но размеренной, нарастающей поступью. Наблюдала за ней, как наблюдают за океанским прибоем, который неизбежен, который придет, независимо от того, ждут его на берегу или нет.

Целуй еще, целуй так же сладко, как ты это делаешь, целуй-целуй-целуй, не останавливайся…

Кто-то говорил ей, что поцелуи – это наука. Что от одного только этого действия можно испытать гамму разнообразных ощущений, но Каська раньше этому не верила. Хотя бы потому что уже не раз пробовала целоваться, но не обнаружила в этом процессе для себя ничего удивительного – ее голова всегда оставалась ясной, глаза открытыми, а хотеть «еще» приходилось разумом.

Теперь же она чувствовала себя потенциальным алкоголиком – человеком, на которого впервые в жизни подействовало спиртное, и подействовало так, что хотелось «напиться в драбадан». Жарко, как на волнах. В голове пусто, а тело кипит и плавится.