Она безостановочно щелкала ножницами и слушала. Ее молчание освобождало Дэвида. Он говорил, и его речи заливали старый дом, как река, как ливень, с такой силой, что их поток было не остановить. В какой-то момент он заплакал, и слез тоже было не остановить. Розмари не поддакивала и не осуждала. Дэвид говорил, пока не иссякли слова.

Розмари по-прежнему молчала. Так же молча поднялась. Блеснули ножницы; наполовину вырезанная картинка слетела со стола. Дэвид закрыл глаза, в страхе перед гневом ее взгляда.

Шаги; затем холодное скольжение металла по коже.

Боль в запястьях ушла. Дэвид приоткрыл глаза и увидел, что Розмари медленно отступает. Ее глаза, блестящие и настороженные, были прикованы к его лицу.

– Ладно, – сказала она. – Свободен.

– Пол! – крикнула мать.

Ее каблучки исполнили стаккато на полированных ступенях лестницы – и вот она уже появилась в дверях, стройная и стильная, в темно-синем костюме с узкой юбкой и накладными плечами. Чуть разомкнув веки, Пол увидел свою комнату ее глазами: одежда расшвыряна по полу, завалы альбомов и нотных листов, гитара в углу.

Мать покачала головой и вздохнула.

– Пол, вставай, – сказала она. – Немедленно.

– Я заболел, – театрально прохрипел он, натягивая на голову тонкий плед.

Сквозь рыхлое плетение ткани он все равно видел ее укоризненную, руки в бедра, позу. Солнечные лучи подсвечивали ее волосы, только вчера колорированные, искрящиеся рыжим и золотым. Пол слышал, она описывала по телефону Бри новомодную процедуру: пряди волос заворачивают в фольгу и сушат горячим воздухом.

Она как раз готовила соте и говорила вроде бы спокойно, хотя глаза были красными от недавних слез. Отец пропал – три дня ни слуху ни духу. А вчера вечером появился как ни в чем не бывало, и разговор родителей на повышенных тонах несколько часов доносился с первого этажа.

– Ну вот что, – сказала сейчас мать, взглянув на часы. – Держу пари, ты здоровей меня. Мне бы тоже хотелось проспать весь день. Бог свидетель, до чего хотелось бы. Но у меня нет такой возможности, и у тебя тоже. Поэтому вставай и одевайся. Я подброшу тебя до школы.

– Горло прямо горит, – как можно убедительней просипел он.

Мать заколебалась, вздохнула, и он понял, что выиграл.

– Только дома – так уж дома, – предупредила она. – Никаких репетиций с этим вашим квартетом. И еще – слушай меня! – наведи порядок в своем свинарнике. Я серьезно, Пол. У меня и без того хлопот довольно.

– Заметано, – каркающим голосом ответил он. – Все будет в лучшем виде.

– Мне тоже тяжело, поверь, – после паузы произнесла Нора. – Я бы осталась с тобой, но обещала отвезти Бри к врачу.

Он приподнялся на локте, уловив тревожный тон матери.

– Ничего серьезного?

Мать отвела глаза.

– Надеюсь. Просто нужно сделать кое-какие анализы, а она боится. Что естественно. Я обещала поехать с ней еще на прошлой неделе. До истории с отцом.

– Все нормально, – не забывая хрипеть, успокоил ее Пол. – Конечно, поезжай. Я справлюсь. – Он говорил уверенно, но втайне самую капельку надеялся, что она все же останется с ним.

– Я недолго. И сразу домой.

– А где папа?

Она покачала головой:

– Понятия не имею. Не здесь. Впрочем, что тут удивительного?

Пол не ответил, лег обратно и закрыл глаза. Ничего удивительного, подумал он.

Мать легко коснулась ладонью его щеки, но он не пошевелился, и она ушла, оставив на его лице прохладу своих пальцев. Хлопнула входная дверь, из холла донесся голос Бри. За последние несколько лет мать и Бри так сблизились, что и внешне стали очень похожи: Бри тоже коло-рировала волосы и ходила с портфелем. По-прежнему решительная, цельная, рисковая личность, она советовала Полу слушаться своего сердца и подавать документы в Джуллиард. Бри все любили – за бесшабашность, за щедрость души. Она очень помогала Норе с туристической фирмой и не раз на памяти Пола говорила, что они с Норой – силы, дополняющие друг друга. Пол и сам это видел. Бри и его мать существовали, как пункт и контрапункт, одна была невозможна без другой, и обе тянули свою партию. Сейчас их голоса, сплетаясь, пару раз перепорхнули туда и обратно, затем послышался невеселый смех матери, дверь снова хлопнула. Он сел, потянулся. Свобода.

В доме было тихо, лишь негромко тикал счетчик горячей воды. Пол спустился вниз, открыл холодильник и, стоя в его прохладном свете и пальцами таская макароны с сыром из формы для запекания, выискивал взглядом, что бы такое еще съесть. М-да, не густо. В морозилке – лишь полдюжины упаковок мятных пластинок в шоколаде. Он сунул в рот горсть тонких ледяных дисков, запил молоком прямо из пакета. Проглотил еще горсть и, помахивая пакетом, прошел через гостиную – на диване ровной стопкой лежало постельное белье отца – в кабинет.

Девушка была здесь, спала. Пол отправил в рот еще один диск и, смакуя медленно тающий шоколад и мятную начинку, рассматривал незнакомку. Вчера вечером, прислушиваясь из своей комнаты к резким голосам родителей, он переживал из-за их ссоры, но и радовался, что жгучего комка, который вставал в горле при мысли об отце, погибшем, пропавшем навсегда, больше нет. Пол тогда вылез из постели и хотел спуститься, но на площадке замер при виде немыслимой сцены: усталый, грязный, заросший, нечесаный отец в рубашке, когда-то, видимо, белой, в мятых брюках от костюма, заляпанных глиной; мать в персиковом атласном халате и шлепанцах, в воинственной позе скрестившая руки на груди, со злобным прищуром, – и незнакомая девушка в распахнутом большом, не по размеру, черном пальто, замершая в дверях и вцепившаяся пальцами в края рукавов. Ссoрa родителей набирали силу. Девушка подняла глаза к потолку, как бы отстраняясь от скандала, и встретилась взглядом с Полом. Он отметил бледность на растерянном лице, уши на редкость изящной лепки, поразился усталости в вишнево-карих глазах – и едва сдержал порыв сбежать вниз и обнять незнакомку.

– Пропадаешь на целых три дня, – возмущалась мать, – и заявляешься домой в таком… господи, ты только посмотри на себя, Дэвид… жутком виде, и к тому же с беременной девицей. И я должна взять ее в дом, не задавая вопросов?

Девушка поморщилась и отвела глаза. Взгляд Пола невольно скользнул к ее животу. Под пальто ничего не разглядишь, но она, будто защищая, приложила к нему ладонь, и Пол заметил легкую выпуклость под свитером. Он затаился. Ссора продолжалась, кажется, бесконечно. В итоге мать умолкла и, поджав губы, вытащила из шкафа простыню, подушку, одеяло и швырнула вниз, отцу. А тот очень официально взял девушку под локоть и провел в кабинет.

Сейчас она спала на разложенном диване, повернув набок голову и закинув на подушку руку. Пол смотрел, как подрагивают ее веки, медленно поднимается и опускается грудь. Девушка лежала на спине, и живот был заметнее, чем вчера. Плоть Пола отреагировала сразу, и он вздрогнул. С марта он уже шесть раз занимался сексом с Лорен Лобельо. Она давно торчала на репетициях квартета и пялилась на него, не заговаривая: смазливая, стройненькая, хоть и чудила. Как-то раз она дождалась, пока другие участники группы разойдутся, и осталась наедине с Полом в тишине гаража. На бетонном полу танцевали солнечные зайчики. Лорен, конечно, со странностями, но сексуальная, черноглазая, с длинными густыми волосами. Она стояла у стены с инструментами; Пол сидел напротив в старом плетеном кресле, подкручивал струны гитары и гадал, рискнуть ли подойти к ней и поцеловать.