– Тварь! – выкрикнул принц и развернулся с занесенной для броска рукой, но увидел Северьяна, а Северьян увидел нож, и ему вовсе не хотелось рассматривать его поближе.

– А ты еще кто такой? – без тени удивления поинтересовался принц, и Северьян вдруг понял, что он абсолютно пьян. – Доставка пиццы? А впрочем, ладно. Пиво будешь?

– Тащи, – согласился он, чувствуя себя инфернальной Красной Шапочкой с окровавленной спиной и корзинкой в руках.

Принц действительно встал и, покачиваясь, направился к двери. Нож так и остался при нем. Сам Северьян в подобных обстоятельствах вряд ли поступил бы иначе.

В одиночестве он получил отличную возможность получше разглядеть фотографию, буквально носом в нее уткнуться – выбрав такой ракурс, фотограф рисковал быть замеченным, хотя, похоже, он и не прятался, стоял прямо на тротуаре и смотрел, как некий человек садится в такси. «Если бы некий», – усмехнулся Северьян и подошел к столу, на котором лежал точильный камень. Лицо на фото, конечно, изрядно пострадало, но сложно было не узнать двор, в котором недавно побывал Север, и кресло, которое вместе с пассажиром недавно рухнуло в реку с причала.

Северьян подмигнул одинокой куколке-овечке, грустившей на подушке, – ну и кто он тебе, этот красавчик? Брат? Что надо у тебя брат, да ты и сама, наверное, знаешь. Хорошо, что не успел жизнь себе искалечить. Нормально все у вас будет. Осталось уговорить его отдать тебя мне.

– Сестра твоя? – спросил он вернувшегося с двумя влажными бутылками принца.

Тот сел, умело вскрыл обе рукояткой ножа и наконец выпустил оружие из рук, хоть и держал неподалеку.

– Спятил, что ли? Это просто кукла.

Северьян с наслаждением промочил горло. Именно этого ему не хватало.

– Отдай ее мне.

Принц посмотрел на него так, словно они встретились посреди восточного рынка, где торг заведомо уместен и даже необходим.

– Не отдам, – решил он после недолгих раздумий. – Она двадцать косых стоит. А у тебя кровь на спине.

– Порезался, когда брился, – отмахнулся Северьян и почесал бороду. – Денег у меня, как ты понимаешь, нет. Но зато я могу пообещать, что, если ты ее отдашь, она… Хм. Изменится.

– Что значит «изменится»? – заинтересовался принц.

– Станет такой, как была до встречи с вон той твоей мишенью…

– Ты точно псих, – сказал он без прежней иронии. – И идеи твои – безумные.

– А ты опоздал, – отрезал Северьян. – Он умер.

– Ч-черт…

Склонив голову над ножом, принц закрыл глаза. С ресниц закапали слезы. Он оплакивал свою неудавшуюся месть, несбывшуюся мечту, ненависть, которая теперь не найдет выхода и сожрет его изнутри, и, может быть, что-то еще, о чем Северьян не имел представления.

– Я могу попытаться вернуть ее, – напомнил он тихо. – Я пока что не знаю, как это будет, но… Вот, взгляни.

Он приоткрыл корзину, чтобы принц мог рассмотреть остальных. Тот бросил на них быстрый взгляд и отвернулся, как если бы увиденное причинило ему боль.

– Эта тварь, – проговорил он, – эта тварь бросила в почтовый ящик листовку. Лучший подарок вашему ребенку. Ребенку, которого он украл и убил. И засунул в эту долбаную овцу! Звучит как бред… Мать уже в больничке, лечит голову. Может, и я того? Сижу тут и болтаю с парнем, который прошел сквозь запертую дверь… Как? Как можно живого ребенка – в куклу? Это что, колдовство?

Допивая пиво в ожидании конца этой тирады, Северьян вдруг вспомнил о мальчике Егоре, застрявшем в девочке Оле.

– Она внутри была пустая, – пробормотал он. – Я испугался и в ней спрятался…

Все эти «туловца», сделанные на заказ, маленькая пробка в горлышке…

– Что? – встрепенулся принц. – О чем ты говоришь?

– Да так. Я заберу твою сестренку, ладно?

– Хорошо, – сказал он и отвернулся. Северьян поскорее убрал игрушку в корзину, пока принц не увидел ее и не передумал. – Я его целый год искал.

При упоминании года личный комплекс Северьяна, касающийся собственной медлительности, выбросил белый флаг. Похоже, все-таки придется выслушать эту историю.

– Я следил за его инстой. Он любил выкладывать тупой вид из своего тупого окна. Вот вам тупой снег. Вот тупое солнце. Тупой дождь, вы же так этого ждали, мои дорогие и тупые подписчики!

– У него было не слишком-то много вариантов, – встрял Северьян, имея в виду Сашину травму.

– Срать я хотел на его варианты. Я нашел этот двор. И примерную точку, с которой он снимал. А когда я пришел к нему, чтобы по кусочкам срезать его мясо с костей, – угадай, что?

– Его не оказалось дома. – Северьян не боялся ошибиться, потому что начиная с этого момента события были ему известны. Количество мысленных зарубок на память пополнилось еще одной: когда-то именно так, по снимку в сторис, его самого отыскала Марина. Прямо к порогу явилась – вот она я, не говори, что не рад. Никаких больше сторис. Никогда. А впрочем, там, где он рассчитывал вот-вот оказаться, временные картинки из «Инстаграма» навряд ли были в ходу…

– Как он умер? – жадно поинтересовался принц. – Он успел что-нибудь почувствовать?

Северьян вспомнил десятисантиметровый кусок арматуры.

– О да, – сказал он. – Определенно. На мне его кровь.

– Так это ты его?..

– Нет. Просто оказался рядом.

Полоска неба в щели между шторами светлела на глазах. Глядя на нее, Северьян понимал, что пора уходить. Что он и так потратил больше времени, чем у него было, и что у него осталась одна последняя просьба к тем, кто остается здесь, – доверить такое можно было только Маге.

– Бывай, – сказал он принцу и взялся за ручку своей корзины, но тот судорожно вцепился ему в запястье, точь-в-точь как Саша.

– Ты ведь священник?

Ну вот, опять. Никак ему от этого не отделаться. Жаль, не догадался купить какой-нибудь убойный парфюм, чтобы перебить запах, его собственный запах – ладана и тлеющих свечных фитильков. Запах неживого.

– Скажи, как мне жить дальше? – приняв его молчание за согласие, спросил принц. – Что мне делать? Я ведь все из-за него бросил – учебу, фехтование, плавание… я с девушкой расстался. Я к убийству готовился! А теперь, получается… Все? Все это потеряло смысл?

– Никуда твой смысл не делся, лежит там же, где ты его оставил, – шутливо сказал Северьян, хотя мыслями был уже не здесь. – Живи, братан, тебе еще сестру поднимать. Кстати, какой у тебя адрес?

– Московское шоссе, 227. А…

Он деликатно вышел из комнаты и притворил за собой дверь. Побоялся, что, если исчезнет у него на глазах, парень-таки отправится по следам своей матери «голову лечить». У Северьяна же были большие планы на остаток этой ночи. Что должен сделать человек в последние часы своей жизни, когда город только еще просыпается, но светофоры еще моргают желтым, а воздух настолько ароматен и чист, что кажется, будто ты и не в городе вовсе? Человек просто обязан плотно позавтракать, решил Северьян и вышел из полупути на площади Горького – серо-голубой, дымчатой, слегка розоватой.