Марвин повернулся к нему с обезоруживающей улыбкой:

– Все мы испытываем боль, Купер. И иногда лучшее, что можно сделать, так это обратить ее себе на пользу.

– Звучит не очень обнадеживающе.

– А разве с моей стороны было бы любезно внушать тебе ложные надежды? Пойдем.

Марвин потащил Купера к стремительным хороводам Погребальных Девок и Мертвых Парней – этим живым водоворотам, образующим две трети «Оттока». Над их головами кружила последняя его треть – нежить, сочащаяся тьмой, проливавшейся черным дождем и собиравшейся в лужи под ногами. Ветер овевал прохладой, а костры обдавали жаром; Купер вдруг почувствовал себя куда более живым, нежели обычно.

«Может быть, Марвин и прав. Может быть, вырвавшись из пляски жизней, они начали жить по-настоящему. Жить свободными».

Они окунулись в это безумие, держась за руки, и Марвин вдруг закружился, излучая энергию экстаза, пустившись в самозабвенный, неуклюжий пляс. Купер был благодарен той зеленой дымке, что все еще пульсировала в его венах, когда он оказался вовлеченным в этот ритуал, эту оргию, или чем еще она там являлась, эта черная месса в формате флешмоб-танца.

Барабаны выводили неистовый ритм, и Купер, сам того не желая, был им подхвачен – полузакрыв глаза, взмахивая руками в унисон с Мертвыми Парнями, вознося эту безмолвную хвалебную песнь кружившим над ними темным повелителям. Самих личей Купер не видел, но излучаемое ими покрывало черной энергии обволокло весь «Отток»; воздух вдруг стал густым от испарений, исходивших от нежити, и пота обезумевших прекрасных танцоров.

Мертвые Парни торопливо образовали круг, в центре которого оказался их предводитель; из одежды на нем были лишь куртка да очки. Пенис Гестора напрягся и покраснел. Вожак ликующе наблюдал за своими подчиненными, завывавшими и умолявшими мертвых владык поднять их на небеса, подарить им полет. В противоположном углу крыши точно такой же круг образовали Погребальные Девки, обступив Ядовитую Лилию – большеглазую валькирию.

Гестор протянул руки к небу, и темный дождь растекся по его телу чернильными струями. Затем вожак открыл рот, и странная влага как-то изменила его татуировку – линии изображения вначале распространились на подбородок, а затем немыслимым образом расползлись и по ключицам, сплетаясь в безвкусно-вычурный узор, постепенно покрывший всю обнаженную грудь. Он пел, обращаясь к небесам, и при этом жутко фальшивил, не попадая в ритм. В любом другом месте это пение было бы сущим издевательством над слухом, но здесь оно казалось вполне уместным, а Гестор – новым Орфеем. Неправильность словно бы спеленала все вокруг. Когда чернильные потеки поползли вверх по воздетым рукам Гестора, предводитель Мертвых Парней испустил победоносный крик. Татуировки продолжали расплываться по его рукам, пока не покрыли их полностью и краска не стала срываться с кожи, утекая в небеса, и вскоре чернила татуировки переплелись с темными жгутами хвостов мертвых владык.

Купер затаил дыхание – мощь «Оттока» прокатилась над ним ударной волной сплавившихся в единое целое страсти живых и прожорливости нежити. Дурманящее сочетание, вынуждающее повиноваться клану, заглушающее любые сторонние мысли. Он стал единым целым со стаей черноглазых сирен, что кружили в танце и выли в небеса.

– Сегодня ты полетишь с Мертвыми Парнями, – прокричал кто-то, вцепившись в его плечо. – Сегодня ты познаешь, что значит жить!

Хвосты личей свисали повсюду, обвивая ноги и руки людей, сжимая в своих кольцах их тела, прежде чем взмыть вместе с ними обратно в темный вихрь. Все Мертвые Парни как один орали до хрипоты, умоляя своих повелителей о милости, и Купер кричал вместе с ними. Стоявший справа от него обладатель кукурузно-желтой копны волос и налитых кровью глаз ухватился за хвост лича и на секунду встретился с Купером взглядом, а уже в следующее мгновение вознесся к тучам, испустив радостный вопль.

Словно акулы, почувствовавшие добычу, хвосты жадно ловили живых. Один за другим Мертвые Парни, завывая от восторга и благоговения, взмывали ввысь. С другого края крыши им вторили крики Погребальных Девок. Марвин обхватил Купера за талию, притянул его поближе и коснулся своим возбужденным дыханием его щеки.

– Держись крепко, рожденный, или сгинешь навеки, – предупредил он, и Купер, как мог, обхватил своего гида.

Затем его бедра, грудь и руки обвило нечто вроде холодной змеи, и крыша башни ушла из-под ног. Купер летел сквозь порывы чернильного ветра, холод которого пробирал его до костей, и ощущал, как жизнь утекает сквозь поры, стремясь наполнить собой вакуум смерти.

Через одежду он ощутил, как Марвин прижался к нему членом – твердым как сталь, невзирая на ледяной ветер… или, может, именно благодаря ему. Почувствовав прикосновение жаркой плоти, Купер почувствовал дрожь, отчасти вызванную похотью, а отчасти – страхом. Затем их увлекло куда-то в сторону, закружило и завертело, и все мысли о Марвине полностью вылетели из головы.

По телу прокатывались волны пьянящей электрической дрожи, и Купер понял, почему Мертвые Парни испытывают такой лихорадочный восторг в ожидании полета. Как минимум в одном Марвин оказался прав – это и в самом деле была свобода. Они нашли свое лезвие бритвы, сладкую мечту любого адреналинового наркомана, паря во мраке, цепляясь за фалды слуг полуночной тьмы. Изо всех сил держась за Марвина, Купер восторженно хохотал. Он что-то кричал в пространство, хотя и понимал, что никто не услышит, но сейчас его это не волновало.

И тогда Марвин сделал нечто странное. Вначале он отвесил Куперу пощечину свободной рукой, что казалось невозможным – как же тогда они удерживались вместе? – а затем нежно поцеловал в губы. По щекам Марвина катились слезы, и Купер жадно ответил на его поцелуй, но Мертвый Парень тут же отвернулся.

– Вот ради чего мы живем, – прошептал он на ухо Куперу, нежно касаясь губами его шеи.

Под ними, сверкая огнями, убегая вдаль, насколько хватало глаз, простерся Неоглашенград. С такой высоты даже Купол казался маленьким камушком, лежащим на вогнутой тарелке, покрытой коркой городской грязи. Купол и разрушающаяся метрополия подходили друг к другу, словно два кусочка мозаики, но увидеть это можно было лишь с перспективы, недоступной простым смертным. С высоты, откуда на мир взирают боги или же где бушуют ураганы нежити.

Марвин продолжал целовать его шею, внося удивительное спокойствие в мир, где земля стремительно проносилась под ногами. Он прижимался к Куперу, и их тела сплетались, словно Купол и город, в странном наэлектризованном единении. А затем Марвин спросил:

– Ну и как сейчас там, в Нью-Йорке?

– Не понял? – изумленно отозвался Купер; прикосновения обвившего его ногу холодного как лед хвоста мертвого владыки казались удивительно убаюкивающими.

Марвин усмехнулся и зарылся носом в шею спутника.

– Да ладно тебе, – произнес Мертвый Парень. – С той поры много воды утекло, но я все равно узнаю нью-йоркского засранца с первого взгляда!

– Я не засранец! – рассмеялся Купер и вновь поцеловал его в губы.