– Состояние роженицы хорошее, однако она весьма огорчена полом младенца. Насколько я понял, это связано с завещанием барона Вейзеля. Видимо, в случае рождения ребенка мужского пола мать получала какую-то выгоду.

– Видимо, – не выдержала капитанша, – вы – бревно! Не как врач, как человек… Сударыня, я к Юлиане, и лучше одна.

– Да-да, – согласилась Ирэна, и Луиза выскочила, напоследок услышав, что услуги мэтра будут немедленно оплачены.

Спальню Юлианы успели убрать. Слуги ждали графиню и не могли ее пустить в неприбранную комнату, так что время родов Луиза прикинула верно. Баронесса управилась, когда и должна была, просто хозяйке сообщили, лишь проветрив спальню и расставив букеты.

– Как чудесно, – принялась тараторить с порога Луиза. – Как чудесно, что все уже позади, хотя я, правду сказать, почти за тебя не волновалась. Врач мне не показался таким уж знающим, но ты была здорова и знала, что делать. Ты – молодец, теперь тебе нужно отдыхать и набираться сил…

– Я знаю, что мне нужно, – глухо откликнулась баронесса, – но я обманула Курта, и этого не исправить. Он хотел девочку, он знал, что это будет девочка…

– Вот и хорошо, – начала Луиза, но вдова ее перебила.

– Ты не понимаешь… Мне снились огурцы, меня тошнило, и я убедила Курта, что будет сын. Курт всегда верил тем, кто разбирался в чем-то лучше него, потому что сам знал всё о пушках! Если он о них говорил, те, у кого в мозгах было хоть что-то, с ним соглашались сразу. Потому что так сказал генерал Вейзель, а он считал… считал, что я тоже знаю всё о своем ребенке, ведь это я его носила. Курт думал, как назвать сына, его последние слова были об этом, он… А родилась… родилась…

Луиза еще не видела, как плачет Юлиана, может быть, она вообще до этого ни разу не плакала. Баронесса лежала на свежих простынях и давилась слезами, почти беззвучно и почти молча. Капитанша метнулась к столу, где, к счастью, стоял кувшин с лимонной водой.

– Выпей, – велела она, – выпей и немедленно забудь. Иначе молоко станет горьким, ведь ты же сама будешь кормить? В Бергмарк кормят сами, мне сестра говорила.

– Саба, – баронесса честно припала к чашке. – Я справлюсь… Это болоко бросилось в голову, я де буду больше, до…

– Если Курт ждал дочь, он должен был сказать, как ее назвать.

– Он говорил… говорил, что Юлиада! Луиза, если бы я его де оббадула, од бы бде… сказал что-то… да прощадье, а од де успел… Потобу что давал ибя сыду, и всё зря…

– А вот и не зря! – рявкнула Луиза, забирая пустую чашку. – Курт хотел назвать дочь Юлианой, значит, будет Юлиана. Он хотел назвать сына в честь Рокэ, а в Кэналлоа есть имя Роси́о. Это женское имя, а графиня Савиньяк называет маршала Алва Ро́сио, понимаешь? Ты назовешь дочь Юлиана-Роси́о, у вас же в ходу двойные имена. Мало того, вы чаще ставите ударение на первый слог. Мэлхен, Ойген, Ульрих… Ведь правда же?

– Правда! – Юлиана схватила Луизу за руку. – Юлиада-Росио… Я буду звать ее Росхед! Курт был бы доволед…

1 год К.В. 7-й – 8-й день Зимних Скал

Умей люди и новости летать, можно было бы сказать, что жены сановников берут пример с герцогини Ноймаринен, но люди не птицы, и Арлетта пришла к выводу, что Георгия принялась собирать нужных ей дам заранее. Причем сделано это было задолго до возвращения встретившего Алву Эрвина.

Первой к будущему двору явилась виконтесса Карье, второй – ее невестка графиня Гогенлоэ-цур-Адлерберг. Эта сочла своим долгом незамедлительно нанести визит графине Савиньяк.

– Вы должны быть удивлены, – резонно предположила она, располагаясь на диване средь присланных из Фарны подушек и подушечек, – но я не могу вас не поблагодарить.

– За что же? – задала очевидный вопрос хозяйка. – Я даже затрудняюсь сказать, когда мы виделись последний раз.[10]

Пребывающие в вечном поиске женихов дамы Гогенлоэ в Сэ и впрямь не заезжали. Когда подросли близнецы, графиня Савиньяк раз и навсегда объяснила Анне Рафиано, что невест сыновьям искать не намерена, и любая попытка подсунуть мальчикам девицу на выданье обернется крупной ссорой. Анна поняла, что от нее требуется, и передала предупреждение своим многочисленным приятельницам, первой из которых была Дагмар-Одила Гогенлоэ. В итоге понятливая графиня принялась удить для внучек рыбу в других прудах, совершив, среди прочего, набег на Валмон. Бертрам потом фыркал месяца два.

– Я вас видела в день святого Фабиана, – припомнила любящая бабушка, – когда из Лаик выходил ваш младший сын. Но именно видела, не более того, а ведь мой муж и ваш брат давнишние друзья.

– Я помню, – заверила Арлетта. Сколько в этой дружбе было искренности, а сколько корысти, она не знала, да её это и не заботило.

– Жаль, – вздохнула гостья, – жаль, что нам для встречи и разговора потребовался нынешний ужас.