– Вы подтвердите отпущение?

– Разумеется, хотя Киппе вполне способен без него обойтись, вот с твоим адмиралом дело зашло слишком далеко. Алва готов отпустить его с подходящим священником, но я не уверен в убедительности оставшихся в моем распоряжении братьев.

– Я тоже… – Как же просто все было год назад! – Адольф… Шаутбенахт фок Шнееталь велел мне спасать адмирала цур зее. Нам показалось, что он умирает, и я решил сдаться. Тогда Олаф радовался, что остался в живых и не сомневался в своем решении. Мы не могли бросить караван и уйти… Эскадру погубил шторм, но если б она сбежала, нас бы следовало перевешать, начиная с командующего!

– С кем ты споришь?

– Сам не знаю. Я обрадовался, когда Альмейда меня отослал к своему регенту, потому что это было… невыносимо!

– У адмирала цур зее Кальдмеера оказалось больше совести, чем нужно ему и Дриксен. Страх ошибки, чужой боли, греха или того, что названо таковым, ведет в Закат столь же верно, сколь и равнодушие. Ты отдаешь себе отчет в том, что тебе предстоит? Именно тебе?

– В общих чертах. Армию по дороге более или менее подчистили, после боя это оказалось не так уж и трудно, но нам придется стоять в Доннервальде, а в городе случился мятеж, и без белоглазых там тоже не обошлось. Сдать Доннервальд Гетцу заговорщикам не позволили, но, как теперь ясно, твари способны до поры до времени сидеть тихо. Значит, прежде чем устраиваться на зимовку, город нужно окончательно вымести. Бруно договорился с Вороном, что нам помогут тот парень, который заставил эту сволочь сорваться в церкви, и его сестра. Сам фельдмаршал появится в Доннервальде, когда все уже будет в порядке, он не желает присутствовать при ловле, тем более что нечисть придется искать не столько среди военных, сколько среди городских, а это по большей части талигойцы из негоциантов. Те, кто знает дриксен и имел дело с мятежниками, которые подхватили зелень от посланцев фок Гетца. Да, если я правильно понял командующего, а командующий – вас, я должен действовать вместе со «львами».

– Принца Бруно ты понял верно, – подтвердил отец Луциан, – а вот меня – нет. То, что до возвращения фельдмаршала в городских верхах не останется белоглазых, даже не обсуждается, но я спрашивал о другом. Отдает ли Руперт фок Фельсенбург себе отчет в том, кем он становится, если уже не стал, для армии и кесарии?

– Мне говорили, – заверил Руппи, берясь за мясо, что, к счастью, требовало определенного сосредоточения. – В том числе и вы перед первым поединком с эйнрехтцами. Я – талисман армии и должен побеждать, по возможности с блеском.

Валмонец выглядел таким обреченным, что Арлетта не выдержала и заверила беднягу, что его по возвращении не скормят борзым. Тот поблагодарил, но как-то печально, видимо, не поверил.

– Проэмперадор Юга понимает, что зимой на севере бывают бураны, – развила свою мысль графиня Савиньяк. – Вам еще повезло, вы опоздали всего на несколько дней.

– Я опоздал к Излому, – здоровенный детина продолжал упорствовать в своей безнадежности, – остальное неважно.

– Ну, как знаете, – отмахнулась женщина. – Ответ раньше, чем через пару дней, я не закончу, так что время на терзания у вас есть.

Здоровяк убрался, можно было заняться письмами и заполонившими комнату подарками. Зимний Излом Бертрам всегда любил, так что следовало ожидать полного набора радостей бытия, однако начала Арлетта с письма. В Савиньяке дела шли отлично, в Сэ тоже, сожженный дворец ждал своего часа, однако Валмон умудрился «превратить в нечто приятное» Олений домик у озера. Дальше начинались вопросы и ответы, вникнуть в которые у занятой другими мыслями графини не выходило. Женщина вернула послание в шкатулку и решилась. Рокэ, возводя мэтра Инголса в супремы, знал, что делал. Наверное…

Первый из вызванных слуг отправился к законнику, второй ринулся в буфетную, а сама Арлетта встала у окна, глядя на белый от недавнего снега двор. Старая Придда вообще и цитадель в частности стремительно превращались в нечто столичное, не оставляя графине Савиньяк выбора. Разве что смотреть на сползающихся гостей и гадать, что нужно каждому и что Георгии нужно от всех.

За спиной звенело и щелкало, Арлетта, не оборачиваясь, отдавала распоряжения, потом, ну совершенно внезапно, прервала себя на полуслове, велев накрывать в кабинете, а дверь в гостиной для удобства не закрывать.

– И, – велела она, – откройте сундучок с совами. Там книги.

Бертрам добыл почти всё, что требовалось, присовокупив роскошнейший том Лахузы, так что мэтр застал хозяйку за разглядыванием гравюр. Заслышав солидное покашливание, Арлетта заложила книгу и поднялась.

– Граф Валмон нашел всё, что мы искали, – радостно сообщила она. – Мы станем смотреть эти ваши кодексы и второй раз встречать Излом. Пусть задним числом, но по-настоящему.

– Звучит привлекательно, – адвокат окинул наметанным взглядом накрытый стол, груду книг на кресле и распахнутую дверь. – Итак, нас ждут гальтарские списки и кэналлийское вино. Для соблюдения единообразия нам придется говорить то на одном языке, то на другом.

– Извольте, – засмеялась графиня. – Тосты лучше произносить на кэналлийском.

Предосторожности лишними не бывают, пусть их и не подслушать. Кабинет выдается в эркер, а единственная прилегающая к нему комната насквозь просматривается. Будь двери закрыты, еще можно было бы попытаться, да и то поди разбери, о чем вполголоса беседует уткнувшаяся в книги пара. Особенно если беседа идет на чужом языке.

– Катарина Ариго считала, что ее последний разговор останется тайной, – по-гальтарски адвокат изъяснялся блестяще. Мэтр Шабли бы со злости вцепился законнику в загривок, подпрыгнул бы и вцепился.

– Он и остался, – графиня взяла синеватую оливку. – Мы можем лишь гадать, что слышал убийца. Мэтр Инголс, прежде чем вас позвать, я думала несколько дней. Обычно, чем меньше людей посвящены в тайну, тем надежней. Если, само собой, знающие умны.

– Я умен, – с достоинством признался адвокат. – Как и вы. Видимо, делящий тайну с вами глуп?

– Я не знаю всех, кто ее делит. Уже несколько дней мне кажется, что их больше, чем я думала. Не буду врать, я пыталась найти выход, но додумалась лишь до разговора с вами.

– Наследство? Сделка? Потребность обойти закон? Запрячь его?

– Затрудняюсь ответить. Чем являлись договор с Бакрией и обоснование регентских прав Катарины?

– Скачками на кошках, – юрист неожиданно улыбнулся. – Я допускал подобный разговор, но не с вами, не сейчас и только при длительном отсутствии герцога Алва.

– Тогда с вами бы говорил граф Савиньяк.

– Герцог, сударыня. Что ж, продолжу строить догадки. Во время недавнего приема желания говорить со мной по-гальтарски у вас не возникло, к слову сказать, с ролью хозяйки вы справились блистательно.

– Благодарю. Вы правы, я начала волноваться позже. Мэтр, вы в самом деле порвали с герцогом Приддом?