обрабатывать ее становится трудно. Придать лодке равновесие тоже непросто… И все-таки главное в этом деле – выбрать правильное дерево.

Карлоно направился к лесу.

– Оно должно быть большим? – спросил Джондалар.

– Дело не только в размере. Для основания и обшивки нужны высокие деревья с совершенно прямым стволом. – Карлоно повел высокого зеландонии к той части леса, где деревья росли погуще. – В густом лесу деревья тянутся к солнцу. Ты понимаешь, о чем я…

– Джондалар!

Старший брат повернулся к окликнувшему его Тонолану. Тот и еще несколько мужчин стояли возле могучего дуба, окруженного высокими стройными деревцами, прямые стволы которых начинали ветвиться высоко вверху.

– Как я рад тебя видеть! Маленький братик не сможет обойтись без твоей помощи. Ты ведь понимаешь, я не смогу жениться до той поры, пока не будет построена новая лодка. Для этого я должен срубить дерево… – Он выразительно указал кивком на росшее рядом высокое дерево. – Из него будут делаться какие-то там пояса. Ты только посмотри на этого исполина! Я даже и не думал, что деревья могут быть такими большими. Рубить его можно целую вечность. Большой брат, похоже, мне придется жениться в весьма и весьма преклонном возрасте!

Джондалар улыбнулся и покачал головой:

– Пояса – это доски, из которых делаются борта больших лодок. Если ты действительно хочешь примкнуть к племени шарамудои, тебе придется научиться не только этому.

– Я буду шамудои. На лодках пусть плавают рамудои. Уж лучше охотиться на серн – я в этом кое-что смыслю. Доводилось же мне охотиться на каменных козлов и муфлонов. Может, ты мне все-таки поможешь? Тут в одиночку явно не справиться…

– Я не хочу, чтобы бедняжка Джетамио ожидала тебя до самой старости… Придется прийти на помощь. К тому же мне хочется посмотреть, как они строят эти свои лодки… – ответил Джондалар и, повернувшись к Карлоно, сказал на языке шарамудои: – Джондалар поможет рубить дерево? Поговорить мы сможем потом, правда?

Карлоно улыбнулся в знак согласия и, сделав несколько шагов в сторону, стал наблюдать за Тоноланом. Из-под топора полетели первые щепки. Впрочем, Карлоно стоял здесь недолго. На то, чтобы повалить лесного великана, мог уйти и весь день. К окончанию работы здесь должны были собраться все присутствующие.

Продольные удары, направленные едва ли не по касательной к стволу, чередовались с ударами поперечными, перерубавшими отслаивавшиеся от ствола тонкие щепы. Вонзить каменный топор на достаточно большую глубину невозможно, ибо его лопасть должна быть толстой (иначе она будет слишком непрочной). Дерево не столько рубилось, сколько подтачивалось с разных сторон. Работа шла крайне медленно, однако каждый новый удар приближал их к сердцевине древнего гиганта.

День уже клонился к концу, когда Тонолану было предоставлено право самостоятельно завершить эту многотрудную работу. К дереву собрались все присутствовавшие. Тонолан совершил еще несколько рубящих ударов и, услышав громкий треск, отскочил в сторону. Высоченный дуб стал валиться набок – сначала медленно, затем все увереннее и быстрее. Исполинское дерево кренилось все ниже и ниже, ломая ветви и стволы своих молодых собратьев, и наконец с оглушительным треском рухнуло наземь. Оно подскочило, отчаянно встряхнув всеми своими ветвями, и замерло уже навсегда.

В лесу установилась полнейшая тишина, казавшаяся благоговейной. Замолкли даже птицы. Величественный древний дуб был повержен, отсечен от своих живительных корней. Светлый пень казался свежей раной, появившейся на смуглом теле леса, безмолвно сносящего боль. Исполненный достоинства, Доландо встал перед пнем и, медленно опустившись на колени, выкопал в земле небольшую ямку и бросил в нее желудь.

– Пусть же Всеблаженная Мудо примет нашу жертву и даст жизнь другому дереву, – произнес он важно, после чего присыпал желудь землей и вылил на него чашку воды.

Когда они вступили на тропу, ведущую к далекой террасе, солнце, золотившее длинные цепи облаков, уже готово было скрыться за окутанным дымкой горизонтом. Прежде чем они успели достигнуть древней вымоины, цвет облаков стал совершенно иным: золото и бронза уступили место сначала алой, а затем куда более темной розовато-лиловой краске. Когда они стали огибать скальный уступ, Джондалар остановился, пораженный красотой открывшейся его взору картины. Он сделал несколько шагов вперед, совершенно забыв об опасностях, подстерегавших его на крутой горной тропке. Река Великая Мать, спокойная и степенная, отражала в своих водах изменчивые небеса и тени пологих гор. Под обманчиво гладкой поверхностью угадывалась бурная жизнь ее глубин.

– Красиво, правда?

Джондалар обернулся на голос и улыбнулся, узнав поднимавшуюся вслед за ним женщину.

– Да, Серенио. Красиво.

– Этой ночью у нас будет большой праздник. Он устраивается в честь Джетамио и Тонолана. Они ждут… Ты тоже должен прийти на него, слышишь?

Серенио повернулась, чтобы уйти, но Джондалар схватил ее за руку и заглянул в ее глаза, в которых отражались последние краски догорающего заката.

Необычайно мягкая и покладистая, она была всего на несколько лет старше его самого. Но это совершенно не сказалось на ней. Она не испытывала ни уныния, ни усталости, ничего не ждала и ничего не требовала от других. Гибель первого супруга, смерть возлюбленного, с которым они не успели сочетаться браком, выкидыш – все это не могло не наполнить ее душу печалью. Сжившись с ней, Серенио научилась принимать чужую боль так же близко, как и свою. Что бы ни было причиной горя или разочарования ее соплеменников, они неизменно приходили именно к ней. Она умела утешить и успокоить любого, ибо искренне сострадала несчастным, ничего не требуя от них взамен.

Благодаря своей способности успокаивать обезумевших от горя или от страха она часто помогала Шамуду и усвоила кое-какие навыки целителя. Поэтому Джондалар и познакомился с ней – она помогала целителю привести Тонолана в чувство. Когда тот выздоровел и достаточно окреп, ему позволили поселиться у очага Доландо, Рошарио и, конечно же, Джетамио. Джондалар же стал жить вместе с Серенио и ее сыном Дарво. Она не просила его об этом. Он мог этого не делать.

Прежде чем направиться к костру, он коснулся ее щеки губами. Он подумал, что в глазах Серенио отражается какая-то затаенная мысль, но проникнуть в их глубину ему никогда не удавалось. Джондалар поспешил отогнать непрошеную мысль о том, что он должен бы благодарить ее за это. Казалось, она знала его лучше, чем знал себя он сам, знала о его неспособности полностью отрешиться от себя и потерять голову от любви, как это произошло с Тоноланом. Она понимала и то, что своим необычайным пылом и страстью он прежде всего пытался восполнить недостаток эмоций и придать своим чувствам глубину и основательность. Она