Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Теперь можно было развеять многие тайны, занимавшие ученых с конца XVIII века. Овальная панель, установленная в стене дворца Паленке, оказалась спинкой трона, сиденье и ножки которого были выломаны дель Рио и отправлены королю Карлу III, а сцена на панели – изображением «Пакаля Великого», сидящего на ягуарьем троне и получающего царский головной убор от своей матери Сак-К’ук по случаю воцарения. Стало очевидно, что именно здесь, во дворце, все последующие правители Паленке наделялись властью вплоть до конца династии и самой классической цивилизации майя [26].
Таким же образом Дворцовая панель – большая плита, обнаруженная все тем же Русом, согласно надписи на ней, изображает вступление «К’ан-Шуля»[151], младшего сына «Пакаля» и царицы «Ахпо-Хель»[152], его главной жены, ставшего правителем после смерти своего старшего брата Кан-Балама. Хотя царственные родители давно умерли, они показаны вручающими «К’ан-Шулю» символы власти, которые он должен был надеть во время церемонии. Его судьба была несчастливой: он был захвачен в плен во время войны с Тониной, как указывает найденный в этом городе монумент, изображающий пленника с именем и эмблемным иероглифом «К’инич-Кан-Шуля», и почти наверняка был предан смерти, обезглавленный далеко от родной земли[153] [27].
Все иконографические детали, которые долгое время не поддавались интерпретации, стали обретать смысл, и на следующих друг за другом Паленкских круглых столах и предметы одежды в ритуальных сценах, и использовавшиеся в церемониях объекты нашли объяснение в контексте представлений о власти и престиже.
Интерпретации, которые стали результатами конференций в Паленке и мини-конференций, экстраполировались на исследования текстов других регионов низменностей майя, особенно в Гватемале и Белизе, где ксенофобия не остановила раскопки зарубежных археологов и где постоянно открывались новые гробницы, тайники и, само собой, иероглифические тексты. В Тикале под напоминающим небоскреб храмом I на главной площади этого огромного города было обнаружено исключительное по богатству захоронение 116 – могила великого царя, имя которого, записанное при помощи логограмм и слоговых иероглифов майя, позже будет прочитано как Хасав-Чан-К’авиль [28].
Тикальские цари, равно как и правители Йашчилана, использовали иероглиф, который Томпсон на не вполне надежных основаниях читал как hel (хел) «смена», но ныне читающийся tz’ak (ц’ак) «приводить в порядок»; он указывает, какое порядковое место занимает правитель в династической последовательности [29]. Значение этих иероглифов твердо установлено, что делает изучение династических списков гораздо более простой задачей, чем раньше.
Слухи о том, что происходит в Паленке, распростанялись все шире, и ежегодные круглые столы стали разрастаться как снежный ком. В 1973 году нас собралось только 35, но всего пять лет спустя в Паленке приехали уже 142 участника из семи стран, и число их продолжало расти. Еще более широкую аудиторию привлекли замечательные семинары по иероглифике майя, которые стали проводиться в университете Техаса в Остине с 1978 года и продолжаются до сих пор [30]. Пока была жива Линда, это были по сути моноспектакли харизматичной женщины. Линда была прирожденной шоувумен, просто и внятно доносившей до восторженной аудитории самый сложный материал – от кнорозовского фонетизма до терминов родства. Последней данью ее памяти стало проведение подобных семинаров по всем Соединенным Штатам.
Рис. 48. Иероглиф «hel», или «смена в должности»:
а) 8-й наследник; б) 10-й наследник. Основной элемент теперь читается как tz’ak «приводить в порядок».
Естественно, находились и те (и по-прежнему есть), кому все это не нравилось, – прежде всего это были ревностные, не вылезающие из раскопа археологи, которые почувствовали, что их путь исследований, ориентированный на изучение домохозяйств и кухонной посуды древнемайяского крестьянства, оказался в тени из-за чрезмерного внимания, уделяемого знати классического периода. За редкими исключениями они отсутствовали на Паленкских круглых столах и семинарах по иероглифике и продолжали читать лекции и публиковать статьи без всяких упоминаний, что майя были грамотными людьми. Их раздражение выплеснулось на поверхность лет через десять в Дамбартон-Оакс.
Тем не менее никто уже не мог отрицать, что Сильванус Морли был абсолютно неправ, когда написал в 1940 году: «Несомненно, древние майя записывали свою историю, но не в монументальных надписях» [31], а «люди Пакаля», эта маленькая, целеустремленная группа «паленкофилов», существенно приблизила нас к пониманию истории древних майя и их духовной жизни.
Это было 4 августа 1968 года, в праздник святого Доминика, покровителя пуэбло[154] Санто-Доминго, к юго-западу от Санта-Фе. На одной стороне раскаленной пыльной площади доминиканский священник хмуро наблюдал, как несколько сотен танцоров, выстроившись в два длинных ряда и отбивая ритм мокасинами, затянули коллективную молитву о дожде, сопровождаемую мощным многоголосым хором и грохотом барабанов. На другой стороне я и моя семья с большим интересом обозревали эту грандиозную и, пожалуй, наиболее впечатляющую публичную церемонию коренных американцев. И по мере того, как длилась молитва, крошечное облако над горами Джемес Маунтинс к северо-западу становилось все больше и больше, заполняя небо, и разразилась такая гроза, что все небо было испещрено зигзагами молний, гром грохотал непрерывно, и каждому громовому раскату молельщики пуэбло отвечали своим громовым пением.
В тот памятный день мы встретили Альфреда Буша и Дугласа Юинга, моих старых друзей с Востока. Оба они были сотрудниками нью-йоркского клуба Гролье, уважаемой организации, занимавшейся коллекционированием редких старых книг и рукописей. Мы тут же обсудили, будет ли мне интересно организовать в клубе Гролье выставку иероглифического письма майя с использованием оригинальных документов.