Должно быть, весь мир сошел с ума. Леди Кэтрин в ужасе смотрела на своих дочерей, моля Господа о том, чтобы земля разверзлась и поглотила ее.

Тогда Томас Эдвард Монморанси, достопочтенный герцог Дьюбери, отчетливо рыгнул. Низкий глубокий звук разнесся по залу. Герцог громко рассмеялся и повернулся к тетушке Трембл. Пожилая леди не ударила в грязь лицом. Она надула сморщенные щеки, глотнула воздух и затем – невероятно, невозможно, просто немыслимо – издала звук, в котором безошибочно можно было узнать легкую отрыжку. Трембл бросила взгляд на Кэтрин, белую как полотно, пожала плечами и выжидающе посмотрела на лорда Баттена. Кэтрин охнула и стала медленно сползать под стол, как будто ее тело вдруг лишилось костей и перестало ей повиноваться.

Лорд Баттен обвел глазами собравшихся, шлепнул ладонями по столу и… рыгнул. Лорд Уайтсолл, не желая отставать от других, принял условия игры и тоже издал неприличный звук. Рыгнули леди Баттен и леди Крам, сэр Элфин Мартин и его супруга. Не стала исключением и леди Уолтер. В игру включились все, кто сидел за столом. Когда рыгнул последний гость, все разразились едва ли не истерическим хохотом. Все, кроме Кэтрин. Леди Паджет сидела прямая и неподвижная, словно соляной столб. Все происходящее казалось ей продолжением ночного кошмара.

Но даже в кошмарном сне следует соблюдать приличия. Вежливо улыбаясь, Кэтрин отложила в сторону салфетку и встала.

– Почему бы нам не оставить джентльменов наслаждаться портвейном и сигарами? – предложила она дамам. С высоко поднятой головой леди Паджет направилась из обеденного зала в гостиную. В ее движениях ощущалась непривычная скованность. Должно быть, когда-то она совершила великий грех, раз заслужила такое жестокое наказание, – размышляла Кэтрин. – Ей придется призвать на помощь все свое мужество, чтобы испить до конца эту чашу и дождаться завершения злополучного обеда. Однако гости, к ее удивлению, вели себя как ни в чем не бывало и, похоже, были вполне довольны происходящим. Неужели лишь у нее одной еще остались крупицы здравого смысла? Все остальные заражены осенним безумием. Их поведение просто непредставимо.

Дамы, с удовольствием распивая кофе, окружили Блузетт и трещали наперебой. Леди Кэтрин не верила своим ушам.

– Как смело с вашей стороны! Это просто удивительно! Я никогда не думала, что…

– В жизни так не смеялась…

Вскоре к ним присоединились мужчины, пахнущие гаванскими сигарами и мадерой. Они тоже были покорены и очарованы Блузетт и долго оспаривали друг у друга право сопровождать мисс Морган во время прогулки по освещенному фонариками саду. Сесил устроила так, что эта честь досталась Эдварду. Кэтрин с изумлением заметила, что все были искренне разочарованы, когда оживленная и радостная Блузетт покинула гостиную. Леди Паджет застыла в оцепенении. Это было выше ее понимания. В конце концов, сейчас главное – продержаться до конца вечера. Потом можно будет подумать, что все-таки случилось.

Они выбрали правую садовую дорожку и долго шли молча, пока не поравнялись с решетчатой беседкой, капризом леди Кэтрин. Томас достал из жилетного кармана сигару и зажег ее, а Блу запрокинула голову и принялась разглядывать холодное ночное небо со сверкающими звездами, рассыпанными, словно бриллианты, на черной бархатной подушке ювелира.

– Черт, черт, черт! Я даже не сразу поняла, что допустила промах! А когда поняла, было слишком поздно! И это после того, как я обещала леди Кэтрин, что ничем ее не опозорю!

Из темноты раздался тихий смех Томаса.

– Ну, в конечном счете все закончилось хорошо.

– Только благодаря вам, Сесил и тетушке Трембл. – Блу приблизилась к Томасу настолько, чтобы видеть его лицо. – Спасибо, Томас. Но я все же не пойму…

– Леди и джентльмены вернулись в Лондон после лета, проведенного за городом. Они выдержали несколько месяцев мучительной скуки и теперь жаждут новизны, свежих впечатлений, сенсации, наконец. И вы, дорогая Блузетт, сумели дать им то, что они хотят. Готов поспорить…

Томас неожиданно замолчал, глядя на Блу. Она стояла так близко, что он забыл, о чем собирался говорить. Дразнящий аромат ее духов, благоухание ее волос обволакивало его, словно облаком.

– Ты так красива… – прошептал он.

Хотя Блу уже привыкла к виду мужского рта, не закрытого усами и бородой, губы Томаса по-прежнему казались ей голыми, незащищенными. Ни у кого больше не было таких губ, такого низкого и звучного голоса. Она смотрела на его рот, словно в трансе, не в силах пошевелиться. Она вспомнила, как они лежали на кровати в хижине, и вновь ощутила жар его тела, прикосновение его рук, упругую плоть под ее ладонями. Блу бросило в дрожь.

Из ее горла вырвался тихий стон, и девушка беспомощно посмотрела в глаза Томасу. В них, темных от желания, она прочла ответное чувство, и на мгновение ей показалось, что ночь сомкнулась вокруг них и во всем мире существуют лишь они одни. Стихли все звуки. Было слышно лишь их учащенное дыхание. Блу больше не чувствовала вечерней прохлады, жар разливался по ее телу. Время остановилось. Не было больше ни прошлого, ни будущего. Существовало лишь одно это мгновение, равное вечности. В этот миг они были единым целым. Блу охватило странное чувство. Горечь мешалась в нем с блаженной истомой. Дрожа от волнения, Блу подняла руку к корсажу и коснулась нитки жемчуга, украшавшей ее грудь. Неподвижный взгляд Томаса, полный жадной страсти, был устремлен на нее. Хриплый стон вырвался из его груди, и жаркая волна желания захлестнула девушку. Колени ее подогнулись от слабости, но сильные руки Томаса подхватили Блу.

Искушение было сильнее ее. Это мгновение она представляла себе множество раз, мечтала о нем долгие месяцы. Девушка подняла голову и подставила Томасу губы для поцелуя. Это было похоже на удар молнии. Казалось, по спине ее разливается огонь, воспламеняя кровь, лишая воли и разума. Губы Томаса дарили ощущения, которых она никогда прежде не знала. Его язык раскрывал волнующие тайны. Блу отвечала на его поцелуи с жадностью и восторгом. Она желала этого мужчину, как голодный жаждет пищи и воды.

Ее пальцы перебирали темные волосы Томаса, а тело, готовое ответить на его ласки, дрожало от нетерпения. Ладони герцога, крепко, едва ли не грубо державшие ее за талию, скользнули вверх и нежно обхватили грудь. Блу с трудом устояла на ногах, все ее тело трепетало от страсти.

Господи, она безрассудно, бездумно желала его, как будто его поцелуй, прикосновение его властных губ заставили ее почувствовать внутри себя жгучую пустоту. Один лишь Томас мог заполнить ее. Задыхаясь в его объятиях, Блу безвольно уронила руки и вцепилась в складки юбки, стремясь сорвать с себя одежду, уничтожить разделявшую их преграду. Ей хотелось броситься на землю вместе с Томасом и утолить нестерпимую жажду. Прямо сейчас. Немедленно.

Со стороны застекленной двери, ведущей в гостиную, раздался счастливый смех Сесил.

– Господи! – Месяцы жестокой муштры научили Блу выдержке, и она сумела взять себя в руки. Прижавшись щекой к груди Томаса, ода прислушалась к его хриплому дыханию, к бешеному биению сердца. Перед нею был жених Сесил, возлюбленный ее сестры. Этот мужчина не может принадлежать Блу. Или жизнь тех, кого она любит, будет безжалостно разрушена. И все же больше всего на свете она хотела быть с ним. Он нужен ей как воздух. Нет! Томас ничего не должен знать. Он никогда не узнает, как много значило для нее это прощание в темноте. Она должна положить этому конец. Должна отвергнуть его прежде, чем он сам отвергнет ее. Рыдание вырвалось из ее груди, но в следующий миг Блу собрала в кулак всю свою волю и заставила себя оттолкнуть Томаса.