Смерть близилась, она чувствовала ее рядом, прячущуюся в темноте, неотрывно следящую за ней, неумолимую. Она начала проявлять признаки беспокойства — фыркать, ржать, бить о землю копытами. Она еще ничего не видела, но знала, что не ошибается. Она чувствовала запах смертоносного тесака — этот особый запах металла, покрытого засохшей кровью… Но она была заперта в стойле, из которого не могла выбраться. Обезумев от ужаса, она взвилась на дыбы и ударила передними копытами в дверь, но та не поддалась. Эхо от удара разнеслось по всей конюшне, но ничего не произошло, никто не прибежал ей на помощь. Потом она услышала лязг отпираемого засова. Скрип плохо смазанных петель. И мрачный, словно погребальный звон от удара широкого лезвия об окованный проржавевшим железом дверной косяк. Она громко, отчаянно заржала.

Собственный душераздирающий крик разбудил ее. Она села на постели — задыхающаяся, вся в поту. Ночная рубашка липла к телу. Все еще пребывая во власти недавнего кошмара, она пыталась вернуться к реальности, разглядывая сквозь темноту очертания знакомых предметов. Она была в скорбном прибежище, которому даже привычная обстановка не могла придать ощущения домашнего уюта. В комнате слышалось лишь ее собственное учащенное дыхание, но она по-прежнему не могла успокоиться и не чувствовала себя в безопасности. Он мог сюда вернуться.

Вдруг она заметила полоску света под дверью и застыла, охваченная ужасом. А если это смерть? Затем в коридоре послышались шаги. Она попыталась унять дрожь. Наконец дверь распахнулась, и на ковер упал прямоугольник света, на котором четко вырисовывался темный силуэт. Тогда она снова закричала.

От быстрого топота шагов по лестнице с грубо вытесанными каменными ступеньками Жерар вынырнул из полусна и прислушался. Кто бы это мог быть? Или приснилось?.. Он совсем недавно заснул, после того как потратил полдня на визиты сначала в «Жимназ», потом в «Фоли-Бержер», пытаясь отыскать хоть какие-то следы Сибиллы. Директор театра не сказал ему ничего нового. Она приходила, получила гонорар за участие в пьесе, которая с сегодняшнего дня была исключена из репертуара, потом ушла — и с тех пор от нее никаких известий. Исчезла неизвестно куда. Полиция уже была здесь, Жан тоже был. Все это Жерар уже знал.

Что касается «Фоли-Бержер», там все оказалось еще хуже. По сути, он искал незнакомку, которую никогда в жизни не видел и знал только по рассказам Жана. К тому же гвалт, музыка, всеобщее веселье, плотная толпа, сквозь которую он с трудом прокладывал себе дорогу, — все это действовало ему на нервы и лишало последних сил.

Он уже собирался снова уснуть, но стук в дверь разбудил его окончательно. Жерар приподнял голову от подушки.

— Доктор Рош! У вашей пациентки, мадам Фавр, новый приступ! Вставайте скорее!

Он сел на постели, протирая глаза.

— Иду, иду, — пробурчал он еще непослушным со сна языком.

— Доктор Рош! — снова послышался голос за дверью, уже громче.

— Иду! — крикнул он, одновременно нашаривая впотьмах коробок спичек, чтобы зажечь свечу у изголовья.

Он быстро натянул брюки, вчерашнюю рубашку и пиджак. Бланш настаивал на том, чтобы все врачи и медсестры появлялись перед пациентами в самом что ни на есть респектабельном виде. Даже если их разбудят среди ночи. Жерар сунул ноги в туфли и наконец распахнул дверь. На площадке стоял Ренар, держащийся в своей обычной заискивающей манере.

— Ну пошли, — подтолкнул его Жерар.

Тот шагнул на верхнюю ступеньку лестницы и едва не оступился. Несмотря на свой стокилограммовый вес, Жерар следовал за ним быстро и ловко. Когда они оказались снаружи, Ренар почти бегом устремился к главному зданию. Жерар посмотрел ему вслед с легким презрением. С тех пор как он однажды, став свидетелем грубого обращения Ренара с пациентами во время сеанса гидротерапии, схватил его за воротник и пообещал все рассказать Бланшу, если это еще раз повторится, тот держался тише воды ниже травы. Увидев, что Ренар уже распахнул двери особняка, он чуть поморщился, но все же ускорил шаг.

В коридоре, ведущем к комнате Нелли Фавр, царила всеобщая суматоха. Повелитель неба и земли в ночном колпаке беседовал с мадам Пуше, которая не далее как вчера была застигнута в большой гостиной за самоудовлетворением с помощью украденного на кухне огурца. Ее выдали громкие стоны и заметная выпуклость под платьем между сведенных бедер. Муж мадам Пуше, уставший от множества подобных выходок за два последних года, в конце концов поместил ее в клинику. Собеседники выглядели как живущие в гостинице путешественники, которых внезапно потревожили среди ночи. Когда Жерар проходил мимо, они резко замолчали. Повелитель мира наверняка считал его одним из заговорщиков, посягающих на его трон, тогда как мадам Пуше его побаивалась с тех пор, как он недвусмысленно отклонил ее авансы.

У двери Нелли стояла на страже мадам Ламбер. Она почти двадцать лет проработала у доктора Бланша и была одним из столпов, на которых держалась вся клиника. Поскольку мадам Ламбер работала с полным самоотречением, она в конце концов удостоилась полного доверия мэтра, хотя ее суровый вид и соответствующие манеры отталкивали многих ее коллег. Однако к Жерару она относилась скорее благосклонно. В отсутствие Бланша, который вот уже несколько лет ночевал не в клинике, а в своем доме в Отей, она была высочайшим авторитетом и для персонала, и для пациентов.

— Что случилось? — вполголоса спросил Жерар.

Он возвышался над медсестрой на целую голову, хотя мадам Ламбер и сама производила солидное впечатление своим видом. Ей явно не нравилось, что она должна была откидывать назад голову при разговоре с ним — ведь он был всего лишь новичком. К тому же она с явной неохотой употребляла обращение «доктор», адресуясь к этому молодому человеку, который годился ей в сыновья. Все в ее манере как будто выражало сомнение в том, что он когда-либо сможет добиться в обращении с пациентами больших успехов, чем она сама. Можно подумать, несколько лет, проведенных на студенческой скамье, могут перевесить двадцатилетний опыт работы с доктором Бланшем и сотнями душевнобольных!..

Сейчас, в три часа ночи, она была безупречно одета, в то время как Жерар не успел даже повязать галстук и теперь должен был предстать перед пациенткой с раскрытым воротом. Но мадам Ламбер, что бы она там ни думала про себя, всегда четко соблюдала иерархию.

— То же самое, что и всегда, — нехотя ответила она. — Опять эта история с лошадью.

Жерар вздохнул и осторожно постучал в дверь. Не услышав никакого ответа, он приложил ухо к дверной створке, под испытующим взглядом медсестры. Повелитель мира и нимфоманка также исподтишка наблюдали за ним, с жадностью подстерегая его малейший неверный шаг, малейшую слабость, после чего они имели бы полное право его подчинить: один — как своего подданного, другая — как своего сексуального раба. Отстранившись от двери, Жерар еще немного подождал.

— Мадам Фавр?..

Он взялся за дверную ручку и почувствовал, как дверь поддается. Он ожидал натолкнуться на сопротивление, возможно, на баррикаду из мебели, но ничего подобного не оказалось. Комната была погружена в темноту. Жерар вернулся в коридор, взял одну из масляных ламп и с ней вошел в комнату. Все присутствующие столпились у порога, чтобы разглядеть, что происходит. Жерар тихо закрыл за собой дверь. Первое, что он увидел, было его собственное отражение в зеркале над камином. Чуть подсвеченное лампой, лицо его казалось какой-то адской личиной, слегка напугавшей даже его самого. Он подумал, что может напугать пациентку, которую пока еще не видел — слабый свет лампы ее не достигал. Он услышал из коридора голос мадам Ламбер, приказывающей пациентам разойтись по комнатам.