– Что ты еще бы хотел попробовать, дорогой? – спрашивала я Илью, когда он сметал очередной изыск.

– Тебя, и снова тебя, – рычал он и возвращал мне всю выданную ему с едой энергию. Я попала в сказку, из которой почему-то никто не спешил меня выгнать. Впрочем, нет. Был один человек, который оказался совершенно не готов к моему счастью и процветанию. И однажды этот человек оказался на нашем пороге. То есть, на пороге Ильи, конечно.

– Значит, это правда! – воскликнула, пожирая меня глазами, Саша Селиванова. Она была все такой же. Стильной, яркой, похожей на акулу. Руку я не подала, побоялась, что откусит.

– Что именно? – нелюбезно поинтересовалась я. Дверь открывать не стала, впрочем, как и предлагать зайти.

– Что ты здесь! Ни стыда – ни совести. Портишь мужику жизнь!

– Я? – оторопела я. Селиванова воспользовалась минутной слабостью и прошмыгнула в квартиру. Я огорченно заметила, что она уверенно ориентируется в переплетении коридоров. Значит, не впервой.

– А ты знаешь, что у нас с Ильей была большая любовь?

– Большая любовь? – удивилась я. – Да разве ты понимаешь, что это значит?

– А ты? Ты же охотишься за состояниями! Пока Илья был беден…

– Он не был беден! – возмутилась я. – Это ты соврала, что он беден.

– Ну, хорошо! Пока ты думала, что он беден, ты его не замечала. Уехала и не обернулась. А теперь, когда ты знаешь, кто он на самом деле…

– Не твоими стараниями, – ехидничала я.

– А это не важно! Ты его охмуряешь. Переключилась на Россию. Готовишь тут ему еду, голой ходишь. Все понятно!

– Что тебе понятно! Убирайся из моей жизни, я знать тебя не желаю. Из-за тебя Илья тогда мне не поверил! – заорала я на нее.

– И теперь не поверит. Он просто еще не понял, что ты с ним только из-за денег.

– Это ты – алчная сука! – вопила я. Потом, не сдержавшись, подхватила первое, что попалось под руку, и швырнула в нее. Это оказалось подносом. Грохоту много, а толку ноль. Неправильный выбор оружия.

– Я хотя бы этого не скрываю, – Селиванова гордо посмотрела на меня и смахнула с плеча невидимую пыль. Я онемела. Снова, как и тогда, она перетасовывает факты так, что я не знаю, что им противопоставить. Я и правда не знала, что он богат. И уехала. А теперь знаю и стою с одной рубашке посреди его пентхауса. Что тут скажешь?

– Чего тебе здесь надо? – зло бросил Илья, неожиданно нарисовавшийся на пороге. Саша побледнела, видать, это не входило в ее планы.

– Я пришла, чтобы открыть тебе глаза.

– Или вернуть себе мой кошелек? – иронично спросил он.

– Ты не понимаешь. Она же живет с тобой из-за денег! – прокричала она.

– Я рад. Даже если и так, я брошу к ее ногам все, что имею, – без капли злости ответил Илья. Селиванова потрясенно молчала, глотая ртом воздух. Я осмотрелась вокруг и распрямила плечи. По-моему, меня не выгонят на улицу как предателя Родины. Можно ничего не объяснять.

– Ты… просто не знаешь, с кем связался! – пролепетала Селиванова, отступая под суровым взглядом Ильи в сторону лифта.

– Зато прекрасно знаю, с кем развязался. Придется мне сменить номер кода. До свидания, то есть прощай. Надеюсь, что ты исчезнешь совсем! – крикнул закрывающимся створкам кабины Илья. Я с трудом сдерживала эмоции.

– Спасибо! – бросилась на шею любимого на все времена мужчины я.

– Как ты? – беспокойно оглядел меня со всех сторон он. – Она тебя не пыталась побить?

– Побить? Да я бы сделала ее одной левой! – игриво показала мускулы я. Илья засмеялся и пошел мыть руки. На ужин я подавала каре ягненка в кисло-сладком соусе. Ценная вещь, особенно при свечах. Вечер прошел идеально, как и всегда.

Вся прелесть настоящей любви заключена в том, что ни через неделю (когда мы праздновали с Ильей Новый Год, занимаясь любовью на полу под елочкой), ни через две (когда он все-таки купил мне шубу до пят и заставил ходить в ней, хотя я смотрелась в ней, как боярыня Морозова перед казнью), ни через месяц (когда к нам заявилась эта стерва Селиванова) мы не теряли друг к другу интерес. Руки, который я выучила наизусть, были все также хороши, чтобы целовать их спросонок. Грудь все так же тянула прижаться и уткнуть в нее свой нос. Горящие возбужденные глаза заставляли раздеваться прямо на ходу. Тихий храп с присвистом вызывал только улыбку.

– Ты не злишься, когда я выдавливаю пасту с середины тюбика? – смеялся Илья, как-то утром решив, что мне слишком скучно умываться одной.

– Я злюсь. Я страшно злюсь! – радовалась, глядя на него, я.

– Знаешь, кто-то сказал, что именно такие мелочи разрушают любовь.

– Можешь хоть вообще перестать чистить зубы. Я буду любить тебя вечно.

– Правда? – прищурился Илья.

– А что, у тебя есть какие-то сомнения? – поинтересовалась я из чистой беспечности. Но ответ прозвучал. И, хоть он прозвучал вполне легко, я дернулась, словно меня ударили по лицу.

– Я уверен, что Селиванова не права. Насчет тебя, – заверил он меня. А поскольку он в принципе счел необходимым этот вопрос осветить, я поняла, что дело плохо. Процесс идет. И идет он не туда.

– А если права? Если бы я не посмотрела на тебя, не будь у тебя пентхауса, кабинета и золотого колье с рубинами. Что бы ты сделал? – посмотрела я на него. Он зло бросил пасту на полку и молча вышел из ванной. Я осталась в ней. Что мне делать? Как, интересно, объяснить мужчине, что я его люблю безо всяких денег, если, во-первых, я пользуюсь этими самыми деньгами, а во-вторых, такого рода объяснения делали все его женщины, не исключая, наверное, и Селиванову. Одними каре ягненка такого не пронять.

– Надо посоветоваться с кем-то, – подумала я. Так оставлять этого я не собиралась. Может, объявить голодовку? Или устроиться грузчиком в грузовой порт, где тяжелым трудом заработать на пропитание. Начать содержать Полянского?

– Как-то это все не очень! – помотала головой Наташка Намбер Ту. Я поехала к ней утешаться, потому что на моих подружек с работы у меня возникла стойкая неизлечимая аллергия. Не помогал никакой супрастин.

– А что делать?

– Сакраментальный вопрос. Покажи ему, что без тебя гораздо хуже чем с тобой.

– А как? – уперлась я, потому что банальные фразы говорить может каждый, а вот что-то реально замутить – так это не допросишься.

– Слушай, а может, надо чем-то его потрясти? – округлила глаза она.

– Чем? Нажарить ему полтонны окорочков? – вредничала я.

– Или миллион алых роз, – загрустила она. – Только это дорого.

– И вряд ли проканает, – кивнула я. Мысли, как пчелы, разлетелись собирать нектар и не спешили возвращаться. Просто сидеть и пить чай у Наташки было, конечно, приятно, но бесполезно.