Судя по всему, те не хотят бесплатно, а Гарику не хочется платить. Он желает обойтись своим обаянием.

В половине десятого вечера Саркисов вышел с тощей размазанной девчонкой и повел ее к «Хонде».

— Нашел, — буркнул Дима, заводя движок.

— Сговорились, — подтвердил Маслов, усаживаясь в машину.

По дороге пытались прослушать разговор Саркисова с его новой подругой. Мешали помехи. Но общий смысл сводился к музыке. Девушка любила песни Газманова и открылась, что могла бы отпустить певцу любовь совершенно бесплатно и в том количестве, который певец запросит.

— Чем я хуже? — допытывался Гарик.

— Ты не Газманов, — объясняла девица и напряженно хихикала.

— Вот дура, — не выдержал Дима, стараясь держать дистанцию, укрываясь в потоке.

— Это мы еще поглядим, — философски заметил Маслов.

Ерожин в дискуссии участия не принял.

Петр Григорьевич все время возвращался к своему радостному открытию и, повторяя про себя: «Тринадцать. Тринадцать месяцев!», — блаженно улыбался.

Возле своей башни в Чертаново Гарик долго запирал машину, включил сигнализацию, приладил замки на педаль и руль, после чего повел свою приятельницу в дом. Дима включил передатчик. Тишина нарушилась щелчком дверного замка и писком девушки.

— Ну, не лезь сразу. Давай хоть выпьем, — уговаривала она Гарика. Видно, тот продолжал идти к цели, потому что девушка с кокетливого попискивания перешла на деловой тон:

— Давай сперва рассчитаемся. — Потом очень тихо и недовольно:

— Почему так мало? Мы же договорились на полтинник. Гони баксы.

Гарик совал рубли. Объяснял, что предлагает хороший курс. Саркисов явно решил немного выгадать и красноречиво доказывал, что тачка и бензин тоже стоят денег. Потом наступила молчаливая пауза. Ерожин подумал, что они наконец договорились, но оказалось, что Гарик принес спиртное.

— Ты меня напоишь какой-нибудь дрянью.

Я отключусь, ты свое дело сделаешь и привет.

Пока не рассчитаешься, пить не буду.

— Пойми, — доказывал Гарик, — если ты отключишься, и я тебе сейчас дам денег, то смогу потом эти деньги забрать.

— Доходчиво объясняет, — усмехнулся Маслов.

— Весьма, — согласился Дима.

Ерожин снова достал телеграфный бланк.

Покрутил в руках и спросил Ма слова:

— Коля, ты говоришь, он бланк на телеграфе заполнял долго?

— Минуты три-четыре, — ответил Маслов.

— Очень странно, — медленно, как бы про себя, произнес Ерожин.

— На меньше я не согласна, — продолжался торг в квартире.

— Как тебя зовут? — спросил Гарик.

— Софой, — ответила девушка.

Дима повернулся к Ерожину:

— Видите, товарищ подполковник, они наконец познакомились.

— Послушай, Софочка, — продолжал Гарик, — погляди на себя, ты тощая, глаза смоешь, глядеть не на что. Сорок долларов на тебя красная цена.

— Ну и нахал! — не выдержал Ерожин. — Откуда такие мужики берутся?

Петр Григорьевич никогда не пользовался услугами платных девиц, но представить себе, что он в такой ситуации, вместо того чтобы заниматься делом, вел бы долгий и нудный торг, не мог. Прошло еще полчаса, когда в квартире Саркисова пришли к соглашению, остановившись на сумме в сорок пять долларов. Наконец беседа смолкла, и микрофон кроме вздохов и сопения ничего не передавал. Затем недовольный женский голос спросил:

— Ты что у окна делаешь?

— Гляжу, чтоб машину не сперли, — ответил Гарик.

— Ты сперва закончи, что я, так и буду лежать и тебя дожидаться? — вопрошала Софа.

Дима прыснул. Ерожин за ним. И наконец, все трое, Маслов, Ерожин и Вязов, держась за животы, скорчились на сиденьях.

— Я больше не могу, — заявил Ерожин. — Вы, ребята, сидите, а я пошел домой. Если что, звоните.

— Нас через час сменят, — давясь от смеха, предупредил Дима.

Петр Григорьевич вышел из машины и пошел домой. Позвонив дежурному в отдел Боброва, Ерожин узнал, что его «жена» прическу в салоне на Новом Арбате сделала. Галя была на месте, потом поехала к себе и из дома не выходила. Лежа на кровати, Петр Григорьевич поглядывал на телефон. Надя не позвонила, и он уснул, припоминая странный день, проведенный рядом с Саркисовым и не давший видимых результатов.

Утром он деловито побрился и, не завтракая, решил перекусить в Управлении, поехал на Петровку. В пробке на Даниловской площади зазвонил телефон. Бобров взволнованным голосом сообщил, что Фатиму взяли.

— Поздравляю, — обрадовался Ерожин.

— Подожди радоваться. В Ташкенте взяли. Вчера, прямо с самолета.

Бобров казался растерянным.

— Как в Ташкенте? Ничего не понимаю! — признался Ерожин.

— Приезжай. Все узнаешь, — ответил Бобров.

Теряясь в догадках и не находя объяснения случившемуся, Ерожин приехал на Петровку.

Весь отдел собрался в кабинете Боброва. Все смотрели на Ерожина, словно он должен дать разъяснения. Ерожин кивнул коллегам и уставился на Боброва.

— Как это произошло?

— Ты вчера не давал в Ташкент телеграмму? — спросил, в свою очередь, Бобров у Ерожина.

— Какую телеграмму? — не понял Петр Григорьевич.

— Утром звонил Насыров. Хотел говорить с тобой. Вчера днем в ташкентское Управление пришла телеграмма. В телеграмме говорилось, что Фатима Ибрагимова с паспортом на имя Катерины Ивановны Федотовой направляется в Ташкент из Домодедова. Паспорт на имя Федотовой ей сделал житель Ташкента Тангиз Исмаилов. Еще говорилось, что в Москве Фатима под этим именем проживала по адресу: Полежаевская, дом пять, квартира двадцать. Подписи на телеграмме нет, и Насыров подумал, что телеграмму прислал ты. Используя информацию телеграммы, они сняли Фатиму с самолета.

— Я никакой телеграммы не давал, — сказал Ерожин и попросил связи с Ташкентом.

Насыров, услышав голос Ерожина, очень обрадовался:

— Привет, Петр-джан. Словили мы девчонку. Не обессудь, она сперва в Узбекистане преступление совершила. Здесь и будем судить.

На процесс тебя обязательно пригласим.

Ерожин попросил рассказать подробнее о задержании. Насыров сообщил, что девушку взяли у трапа. Она перекрасилась в черный цвет. Сопротивления при задержании не оказала. Похоже, наглоталась наркотиков. На вопросы не отвечает. Находится в прострации.

— Но мы не торопимся. Пусть посидит, подумает.