Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Борис ответил, что четыре рекомендации ему вышлют с места работы по первому требованию, а пятую придётся искать здесь.
— Что же, если справитесь с поручаемым заданием, так пятую дам я, — сказал комиссар, — ну, а не справитесь, так, значит, членом партии вам быть ещё рано.
Щёлоков коротко рассказал о том, что Борису и Николаю предстоит в числе других агитаторов выехать в район по указанию обкома ВКП(б) и там обеспечить исправление допущенных ошибок в коллективизации, а где их не было, то помочь в дальнейшем продвижении по верному пути. Он сказал, что командировка продлится около трёх недель и по возвращении им придётся по всем предметам догонять своих товарищей. На вопрос, справятся ли они с этим, оба ответили, что, точно справятся. Далее комиссар сообщил о суточных, которые им будут выписаны на время командировки из расчёта два рубля в сутки, а на дорогу — литер. Всё это выдадут, когда они предъявят командировочные и предписания от обкома. Предупредил он также, что инструктивное совещание выезжающих назначено в гортеатре завтра в 9:00, и с этого времени они от всех занятий освобождаются, о чём он предупредит их командиров.
Глава четвёртая
Нечего и говорить, что в казарму Борис явился с высоко поднятым носом. Подумать только, его посылают с таким ответственным партийными заданием! Конечно, он немедленно рассказал об этом своим друзьям, командиру взвода и политруку роты. Последний поздравил его с большой честью и выразил надежду, что Алёшкин не посрамит первую роту 5-го Амурского полка, ведь он едет в село не только как Борис Алёшкин, но и как коммунист и представитель Красной армии!
На следующий день на инструктивном совещании Борис и Николай, встретив Завьялова, узнали от него, что это он придумал устроить им внеочередной «отпуск» из казармы:
— Ну а с заданием вы, безусловно, справитесь, я на это надеюсь. Тем более что я постарался сделать, чтобы вас направили в одно место.
Совещание продолжалось до двух часов дня, на нём проработали устав сельхозартели, статью И. В. Сталина и постановление ЦК ВКП(б) от 11 февраля 1930 года. Все отъезжающие получили на руки по пачке брошюр с этими материалами.
Как и обещал Завьялов, Алёшкин и Басанец оказались направленными в один район, а именно в Завитинский, с центром на станции Завитая. Им на руки выдали соответствующие удостоверения, подписанные секретарём Благовещенского обкома ВКП(б). Получив эти документы и распрощавшись с Завьяловым, наши друзья вместе с другими военными, в основном, политруками рот, направились в штаб дивизии, где им были оформлены соответствующие предписания, литеры и деньги. Давно уже у Бориса не было на руках такой крупной суммы денег — он получил целых 50 рублей! По своему легкомыслию он был готов в этот же вечер отправиться в знакомое кафе и наесться варенца и пирожных до отвала, благо теперь можно было ходить в город без увольнительных. Но более благоразумный Басанец его от этой затеи удержал. Вместо этого они отправились на вокзал и узнали, что необходимый им поезд на Хабаровск, а ехать нужно было в этом направлении, идёт утром. Оформили свои литеры и вернулись домой, в казарму.
Часов в пять вечера следующего дня они уже высаживались на маленькой железнодорожной станции Завитая. Хотя был март месяц, но в это время уже стемнело. Станция и небольшой посёлок около неё были засыпаны недавно выпавшим снегом, который приятно поскрипывал под ногами.
Вдали, на пустынном перроне, маячил силуэт невысокого мужчины. Ни Басанец, ни Борис не имели ни малейшего понятия о том, где находится завитинский райком ВКП(б), в который они должны были явиться. Встреченный мужчина оказался весьма кстати. Они направились к нему, менее чем через минуту повстречались, и… Борис не поверил своим глазам: перед ним стоял новонежинский учитель Бойко. За прошедшие пять лет он почти не изменился: такие же опущенные книзу хохляцкие усы, такая же седина на висках и, пожалуй, чуть больше морщин на лбу и около глаз. Но если Борис узнал Бойко сразу, то последний в этом бравом красноармейце в будённовском зелёном шлеме, застёгнутом у подбородка, в белом новеньком (выдали перед командировкой) полушубке, туго затянутом ремнём, на котором блестела коричневой кожей кобура с наганом (тоже полученным перед командировкой), — растрёпанного, всегда довольно небрежно одетого комсомольца Алёшкина, конечно, узнать не мог. Поэтому он удивлённо остановился, когда Борис, увидев его, радостно воскликнул:
— Товарищ Бойко, какими судьбами? Как вы здесь очутились? Не узнаёте? Я Борис Алёшкин… Помните Новонежино?
— Ах, Алёшкин! Вот уж никогда бы не подумал, что армия сможет так вас преобразить! Конечно, я вас не узнал, да, наверно, никто бы из наших новонежинских знакомых не узнал. Ну, я-то понятно, почему я здесь… Давно уже, года два как перевёлся из Новонежина сюда, поближе к дочке. Помните мою Зою?
— Ну, как же, как же, ведь она была пионеркой в моём отряде, — воскликнул Алёшкин.
— Ну так вот, окончив школу, она стала учительницей, получила назначение в завитинскую школу, переехала сюда, а за ней потянулся и я. Скучно одному бобылю в Новонежине жить.
— Почему бобылю? — невольно вырвалось у Бориса.
— А вы разве не знаете? Да, впрочем, вы ведь давно уехали. Оксана Пантелеевна в 1927 году утонула возле мельницы. Купалась в омуте, там ведь все любили купаться, вот и утонула. Там каждый год тонут… Наверно, помните — на дне этого омута ледяные ключи, кто заплывает подальше, холодная струя подхватывает. Судороги — и всё кончено, а глубина там около трёх саженей. Только на другой день её выловили. Вот и остались мы с Зоей вдвоём. Да уж теперь не вдвоём, а скоро вчетвером будем! Вышла она здесь замуж за учителя, он из Хабаровска. Скоро рожать будет она, вот я и провожал её: поехала в Хабаровск к родителям мужа, там хочет родить. Да и правильно решила, ведь ей первое время женская рука нужна, а я — что ж, я ведь ничего не умею, а мужа-то тоже дома нет — как и вы, в армии служит, где-то в Забайкалье, в этом году вернуться должен. Ой, да что же я заболтался, наверно, уж и наскучил вам, — прервал себя Бойко. — Вы-то как здесь очутились? У нас ведь в Завитой воинских частей нет. Хотя, простите, может быть, это военная тайна?
— Да нет, что вы, Алексей Львович (Борис с трудом