от него было меньше толку. Но в ответ на слова председателя сельсовета, Люба и её 15 комсомольцев дружно захлопали в ладоши, некоторые из крестьян и колхозников присоединились к ним, и недовольно ворчавшему правлению пришлось подчиниться большинству.

Для описания этого собрания мы пользуемся воспоминаниями Бориса, а ему оно запомнилось на всю жизнь. Во-первых, потому, что оно было единственным в своём роде, а во-вторых, потому, что такое ответственное собрание, в котором ему пришлось играть довольно важную роль, было первым в его жизни. Если он не помнит фамилий и имён всех действующих лиц, то их внешность и многие из выражений в их выступлениях врезались в его память навсегда.

Он, например, отлично запомнил хитренькую, узенькую, прямо-таки лисью мордочку колхозного кладовщика — одного из самых крупных кулаков Демьяновки, который при каждом выступлении, а выступал он несколько раз, смиренно складывал на груди руки и, всем своим видом выражая полную покорность, говорил:

— Я што, я ничего! Вот как народ рассудит, — и при этом подпускал какую-нибудь шпильку под тот или иной пункт устава сельхозартели.

Запомнился ему и другой кулак — высокий костлявый старик с большой окладистой седой бородой, окружённый свитой из сыновей, снох и ближайших родственников, который, в противовес первому, всячески демонстрировал несогласие с тем или иным предложением и из-под косматых бровей сверлил противника ненавидящим взглядом, бросая глухим басом ядовитые, злые, а иногда и просто угрожающие реплики.

Как сейчас, видит Борис перед собой тощего, рыженького, веснушчатого мужичонку со свалявшейся бородкой и нечёсаными волосами, без конца повторявшего:

— Как мы есть в председателях колхозу, это, так мы того, не допущаем, несогласные, — а сам в продолжение всей своей нескладной бестолковой речи, то и дело поглядывал на своих руководителей (человек 5–6), и по всему было видно, что он боялся их пуще огня.

Но эти лица выявились немного позже. В начале собрания все они, огорошенные внезапным выступлением председателя сельсовета, и, видимо, не успев выработать какого-либо плана действий, только перешёптывались, да искоса поглядывали на Бориса, который с замирающим сердцем, но внешне спокойным видом, по приглашению председателя подошёл к столу. Так как в классе, в котором сидело человек 70, было очень душно и жарко, то прежде, чем начать свою речь, он снял шинель и для того, чтобы подпоясаться, снял с ремня кобуру с револьвером и небрежно бросил её на стоявшую около стола табуретку. От этого раздался негромкий стук, хорошо слышный в наступившей тишине после того, как председатель объявил:

— Товарищи! На повестке дня у нас один вопрос — об уставе сельхозартели и о статье товарища Сталина «Головокружение от успехов». Доклад нам сделает представитель нашей славной Красной армии, приехавший из города Благовещенска, товарищ Алёшкин.

После злосчастного стука, раздавшегося от падения кобуры на табуретку, послышался чей-то ехидный голосок:

— А што я говорил! Нас теперь в колхоз с наганом будут записывать!

Председатель метнул в ту сторону, откуда раздался этот возглас, сердитый взгляд, а Борис, смутившись от реплики, в то же время и разозлился. Он снял шлем, аккуратно подпоясался, заправил гимнастёрку и, пригладив стриженую голову рукой, громко и отчётливо произнёс:

— Вот о таких слухах и пересудах мы сегодня тоже поговорим, а сейчас давайте, товарищи, по порядку. Я думаю, что рекомендуемый нашим правительством, нашей партией, товарищем Сталиным устав сельхозартели лучше всего прочитать полностью, потом непонятные кому-либо пункты разобрать отдельно. Как, товарищи, возражений против этого нет?

— Нет, нет! — послышалось из зала.

Борис расслышал, что наиболее громкие голоса раздались из того угла, где отдельной кучкой сидели комсомольцы. Медленно, выразительно он прочитал устав, довольно обстоятельно ответил на все вопросы, которые ему задали (этому помогло совещание в обкоме, напутствие комиссара и его внимательная работа с документами).

Обсуждение и разбор устава артели заняли больше двух часов. В комнате, где многие курили крепкий самосад, несмотря на открытые форточки, было не продохнуть. Председатель предупредил Бориса, что если сделать перерыв, то все разойдутся, и их потом не соберёшь, однако Борис настоял на перерыве. Когда через полчаса собрались снова, то количество людей в классе не только не убавилось, а даже как будто увеличилось.

Мы уже знаем, что Борис обладал незаурядными ораторскими способностями, а здесь, при обсуждении такого важного вопроса, при выполнении ответственного партийного поручения, он, кажется, готов был превзойти самого себя. Читая письмо Сталина, объясняя смысл его фраз наиболее простыми и понятными словами, он стремился пересказать их по нескольку раз. В свои разъяснения он вкладывал всю страсть, всю свою несокрушимую веру в правильность и справедливость сказанного Сталиным, и сумел захватить этим почти всех слушателей. В заключение он призвал сознательных крестьян вступать в колхозы и организовывать их работу так, чтобы никакой классовый враг извне или изнутри, сам или при помощи своих пособников не мог поколебать крепости коллективного хозяйства, чтобы колхозы стали действительной опорой государства, а сами колхозники — счастливыми и зажиточными. Эти его заключительные фразы были встречены дружными аплодисментами огромного большинства присутствовавших. В конце он выкрикнул лозунги:

— Да здравствует наша любимая Родина! Да здравствует колхозное крестьянство! Да здравствует ВКП(б)! Да здравствует наш вождь и учитель товарищ Сталин!

Все аплодировали стоя. После перерыва начались вопросы, их было задано очень много, в том числе и таких, которые совсем не касались сущности доклада. Спрашивали:

— Когда в лавках сельпо будет хорошая мануфактура?

— Почему перебои с сахаром и керосином?

— Почему не хватает гвоздей? — и многое другое.

Даже кто-то спросил:

— Почему редко приезжает кинопередвижка?

Но были вопросы, касающиеся существа статьи товарища Сталина. Один пожилой крестьянин поинтересовался:

— А можно ли обратно вернуться в колхоз тем, кто выписался?

Другой спрашивал:

— А вернут ли скот, сданный в колхоз, если я хочу из него выйти?

И Борису, и председателю, и даже секретарю ячейки ВЛКСМ пришлось-таки порядочно попотеть, чтобы ответить на бесчисленные «почему», «а можно ли», «когда», «зачем» и т. д.

Часов около 12 ночи председатель предложил собрание прекратить, объявив, что остальные вопросы — рассмотрение заявлений желающих уйти из колхоза, желающих вступить в колхоз, а также и другие организационные вопросы колхоза будут рассмотрены на продолжении собрания, которое соберётся через 2–3 дня. За это время он советовал всё, сказанное сегодня, как следует обдумать. Напоследок Люба-избачка раздала желающим брошюры со статьёй Сталина и уставом артели, привезённые Борисом, кроме того, она объявила, что всем можно ознакомиться с этими документами в избе-читальне, где их имеется большое количество.

Собрание вызвало много толков в Демьяновке. Все почувствовали, что должны последовать какие-то перемены. Но прошло и два, и три дня, а