litbaza книги онлайнИсторическая прозаШаламов - Валерий Есипов

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 68 69 70 71 72 73 74 75 76 ... 109
Перейти на страницу:

Он отошел в сторону. Пафос его последнего письма Пастернаку объясняется еще и тем, что он чувствовал свою вину в том, что невольно попытался нарушить счастье дорогого для него человека и поэта. Более того, он сделал весьма однозначный вывод: «Пастернаку нужен больше я, чем он мне. Пастернак дал мне, что мог, в своих ранних стихах, стихах "Сестры моей жизни". У Пастернака тоже нет никакого долга передо мной» («Воспоминания»).

О всей сложности дальнейшей судьбы Б. Пастернака, оказавшегося в острейшем конфликте с властью, Шаламов имел, по-видимому, смутное представление. Конкретика обстоятельств, соединивших автора «Доктора Живаго», с одной стороны, с западными издателями, прежде всего с Дж. Фельтри-нелли (представлявшим издательство итальянской компартии под эгидой П. Тольятти), с другой — с огромной сетью советских охранительных служб (от Союза писателей и официальной прессы до Комитета госбезопасности, прокуратуры и ЦК КПСС), — была не только мало известна ему, но и, вероятно, бессознательно упрощалась, поскольку Шаламов никогда не имел подобного опыта — он в то время не был даже членом Союза писателей. В событиях, связанных с присуждением Пастернаку в 1958 году Нобелевской премии и огромным шумом, поднятым при этом в советской прессе, Шаламов мог быть лишь сторонним наблюдателем и никакого влияния на Пастернака ввиду своей «отлученности» от него оказать не мог. Однако он вряд ли сомневался, что его любимый поэт испытывает громадное давление с разных сторон — не только со стороны западных издателей, власти и общественного мнения, но и со стороны близких, прежде всего О.В. Ивинской, характер которой он теперь хорошо знал. Эти его догадки в итоге полностью подтвердил известный факт (о котором Шаламов, возможно, так и не узнал): именно под истерические слезы при непосредственном участии Ивинской, с небольшими поправками Пастернака, было составлено, по ее собственному свидетельству в мемуарах и с поздним признанием своей вины, то историческое письмо в адрес Н.С. Хрущева, в котором поэт отказывался от Нобелевской премии.

Шаламов был — не мог не быть — на похоронах Пастернака в 1960 году, он написал на смерть поэта цикл стихотворений, в том числе «Орудье высшего начала» с его знаменательными строками:

…Должны же быть такие люди,
Кому мы верим каждый миг,
Должны же быть живые Будды,
Не только персонажи книг.
Как сгусток, как источник света,
Он весь — от головы до ног —
Не только нес клеймо поэта,
Но был подвижник и пророк.

Эти стихи, как и письма Б. Пастернаку и воспоминания о нем, надиктованные в 1960-е годы, составляют неизменное существо отношения Шаламова к поэту, в котором он видел не только совесть своей эпохи, но и единомышленника в отношении к искусству. Отдельные критические высказывания, запечатленные позднее в записных книжках и устных разговорах Шаламова, ни в коей мере не могут перечеркнуть самого важного, что было сказано и написано при жизни Пастернака и в его память. Например, слова Шаламова в воспоминаниях И. Сиротинской («Если он пошел на публикацию романа на Западе — надо было идти до конца. Либо ехать на Запад, либо дать оплеуху западному журналисту вместо интервью. Либо это, либо то») мало учитывают трагическую ситуацию, в которой оказался поэт, и подчеркивают скорее бескомпромиссность характера самого Шаламова. Но при всем этом он был глубоко прав, назвав Пастернака «жертвой холодной войны»…

Новый этап жизни Шаламова начался в октябре 1956 года, когда он женился на Ольге Сергеевне Неклюдовой, с которой познакомился в дачном круге общения Переделкина — Измалкова. По-видимому, он сразу обратил на нее внимание, потому что она тоже испытала немало, хотя и не прошла лагерей. Важную для нас характеристику О.С. Неклюдовой и ее дачного окружения оставила дочь расстрелянного поэта Павла Васильева Н.П. Васильева: «…Маленькая женщина, зеленоглазая, со вздернутым носиком, всегда серьезная, как будто чем-то озабоченная. На фоне моей тети и другой своей подруги — Ольги Ивинской, белокурых и голубоглазых, неотразимо обаятельных щебетуний, хохотушек, не перестающих шутить и в дни невзгод, Ольга Сергеевна была практически незаметна, но мы все любили ее за бесконечную доброту, умение оказаться рядом с тем, кто в ее помощи нуждается. Когда-то в Елабуге она была рядом с Мариной Цветаевой в последние дни жизни поэтессы[52]. В 1956-м таким человеком оказался Варлам Шаламов…»

«Щебетуньи» Шаламову в жизни, грубо говоря, уже осточертели, и, если связывать судьбу с кем-либо из женщин, считал он, надо учитывать самое важное и насущно необходимое. Характерны в связи с этим слова из его первого письма О.С. Неклюдовой — по-мужски, по-лагерному прямые и откровенные: «В любви я ценю прежде всего душевность, разумность, покой — восстанавливающий мои силы, а силы нужны. Все остальное — чепуха…»

В том же письме он без всяких сантиментов и утаек пишет о недостатках своего характера и могущих возникнуть взаимных проблемах: «У меня очень мало развито чувство благодарности, чувство дружбы… У всех женщин, с которыми я сходился и расходился, есть одно общее — всегда инициатива ухода принадлежала мне… Я не застенчив и вовсе не нравственен. Жизнь в этих отношениях, как и в прочих, прошла по мне своим тяжелым сапогом… Мне было неприятно, что Вы — человек по существу скорее хороший, чем плохой — ничего жизни не можете предъявить, кроме каприза, принимающего чудовищные формы… Я сам такой же комок нервов, и у меня, поверьте, больше оснований, чем у Вас, оправдывать для себя свою тревожную напряженность. Но я нашел в себе силы держать себя в руках…»

В любовной переписке всех веков и народов это письмо с его подробностями (которые здесь не все приведены) должно занять совершенно особое место. Так находили пути к сердцам друг друга люди только в России после эпохи лагерей. Так писать будущей жене мог только Шаламов. Но он посвятил и проникновенные стихи О.С. Неклюдовой:

Незащищенность бытия,
Где горя слишком много,
И кажется душа твоя
Поверхностью ожога…

С октября 1956 года он стал постоянно жить в Москве. Сначала в маленькой комнате в коммунальной квартире на Гоголевском бульваре, где ютилась Ольга Сергеевна с сыном Сергеем. В 1957 году подошла ее писательская очередь на расширение жилья, и они переехали. Его адрес отныне и до 1966 года: Хорошевское шоссе, 10, квартира 2. На самом деле это были две комнаты в трехкомнатной квартире. Одна комната была отведена мужчинам — Варламу Тихоновичу и Сергею. Мальчик взрослел, ему исполнилось 16 лет, и комнату решили разделить фанерной перегородкой — на два узких «пенала». Половина чуть больше досталась Шаламову, меньшая — Сергею. У каждого оказалось свое окно и своя дверь. Это был первый этаж одного из двухэтажных типовых домов, построенных пленными немцами. Таких домов сейчас осталось еще немало в провинциальной России, а в Москве они давно снесены, и напрасно искать следы пребывания Шаламова у нынешней станции метро «Беговая».

1 ... 68 69 70 71 72 73 74 75 76 ... 109
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?