рыбы. Само собой разумеется, что постройка такого рыболовного судна требует значительной затраты капитала; но и между хозяевами шняк есть люди состоятельные, и работать вскладчину для русского промышленника — дело не диковинное. Пример показан обществом «Рыбак». Что же касается устройства на Мурмане «морозников», то это дело до такой степени простое, наглядное, необходимое, что несуществование их должно быть отнесено к чудесам Земли Русской, о которых и любопытно, и чрезвычайно полезно иногда поговорить. Общество «Рыбак», еще до времени прибытия путешественников, отправило в Петербург свой пароход «Мурман» с наловленной треской. У него имелись две промысловые яхты, американская и шведская, и пароходик «Мойва», назначенный для хранения и продажи летом замороженной наживки.

Выше упоминалось о недостатке соли, — недостатке, который чувствуется по всему нашему Поморью; это явление — довольно странное. По имеющимся сведениям, еще в начале текущего столетия в Архангельской губернии добывалось до 200.000 пудов соли; она была недоброкачественна, и это обусловило то, что в настоящее время на Мурман привозят иностранной соли до 300.000 пудов, и прежде всего страдают от этого беднейшие поморы. Между тем, по официальному исследованию Ненокских соляных источников и местных варниц, оказывается, что все дело в простом улучшении техники работы; о нем не заботятся; наша соль не улучшается и волей-неволей уступает место иностранной. Если успешно пойдут дела общества «Рыбак», так это именно потому, что оно занялось улучшением техники лова; то же — и с солью: стоить улучшить варницы, не пожалев средств, и тогда солеварам не придется возлагать надежды только на то, что Правительство избавит нашу соль от иностранной конкуренции возвышением пошлины. В настоящее время, добыча на нашем Севере соли не превышает 50.000 пудов.

От Териберки к Арсгубе.

Вид Мурмана в солнечный день. Западная часть его. Характер скал. Годьфстрим. Остров Кильдин. Мир пернатых. Охотничьи рассказы. Иностранцы. Прибытие к китобойному заводу.

1 июня 21-го был яркий, горячий день. Около восьми часов утра, снявшись с якоря, крейсер покинул Териберскую бухту. По выходе в океан, он взял курс на запад, к границе Норвегии, в обход острова Кильдина, направляясь к самому северному, к самому далекому пункту плавания — к Арской губе, так что Кола, в который он заедет на обратном пути, самый северный город России, останется к югу с лишком на полградуса широты. Ветра нет почти никакого, но зыбь все-таки велика; куда девались и темень, и туман, и могучие порывы шторма; кажется, им и места не могло быть в этой безупречной лазури неба, над светящеюся волной океана, над розовыми очертаниями мурманских скал. Можно ли было предполагать, что эти изможденные сказы тоже умеют быть розовыми?

А Ледовитый океан при ярком солнечном свете обладает богатыми красками; разрезываемая пароходом вода — цвета зеленого, выступающего с особенной яркостью, благодаря безусловной белизне пены, расстилающейся по ней кружевом. Дальше, там, где, по-видимому, волн больше; где они пестрят своими несчетными гребнями, кажущимися за далью малыми гребешками, и, наконец, исчезают, — искрящаяся зелень переходить в глубокую синь, в сильнейший аквамарин. На самом горизонте, на севере, этот аквамарин сгущается в одну могучую бархатную черту, проведенную гигантской рукой живописца, как бы сказавшего этим: «тут небо, тут водное пространство, — никогда им не смешиваться!». И голубое небо, как оно ни лазурно, не переходит заветной бархатной черты глубочайшей сини водной пучины, способной, как люди, на страсти, на страдания и на великие радости.

Хотя ветра не было почти никакого, но зыбь в океане, как сказано выше, ходила отнюдь не слабее вчерашней. Не скоро улегаются взводни Ледовитого океана; целыми днями длятся они, когда причина их — ветер — давно уже прекратилась. Та же самая вышина волн, то же почти широкое раскачивание судна, только не льется вода через борт, не клубится она в шпигаты; и если злобствовали волны вчера, сегодня они только заигрывают. Так, да не совсем так: вчера все было пасмурно, сыро, серо, все рокотало, свистело, было холодно; сегодня все лазурно, волна ласкает своим шумом, не пробуравливаемая вихрями, и солнце ярко, и вам тепло.

А берег? Мурманский берег? Он был весь впереди, вытянутый в бесконечность в самой живописной его части. Если про какие-либо скалы в мире можно сказать, что они похожи на остовы, скелеты, так это именно — о Мурмане. они, эти скалы, в очертаниях своих костлявы и жилисты, и жилы эти как-будто служили когда-то путями какой-то жизни и остались следами погасших геологических процессов от тех дней, когда камни еще двигались и совершали свои странствия. Берег, иззубренный, продырявленный, выдвинутый со дна океана, с великой глубины, совершенно обнажен; граниты и гнейсы — оголенные; при колоссальных размерах пейзажа, ни во что нейдут, конечно, всякие мхи, обильно и цепко растущие повсюду, равно, как чрезвычайно миловидная розовыми цветочками своими мелкая вороница и, наконец, березка-лилипут, березка-карлица, стланец, предпочитающая стлаться по земле, поблескивая своими густо-зелеными, крепкими листиками, в серебряный гривенник величиной. Последняя представительница на Севере наших лиственных лесов, березка, съежившись и мельчая, все-таки не покидает здесь родной земли, гнется к ней, лобызает, довольствуется тем, что дает ей эта тощая земля, а дает она ей очень мало, и то только в течение короткого, двухмесячного лета.

Обращенный в сторону океана, Мурманский берег, начиная от Святого Носа до норвежской границы, т. е. на всем его тысячеверстном протяжении, представляет весьма разнообразную поверхность: она постепенно возвышается по мере приближения к норвежской границе. Скалы Терского берега, Святого Носа, Семи Островов, Оленьего, Териберки не превышают 400 футов; очертания этих берегов в высшей степени однообразны, больших заливов нет; начиная от Териберки, скалы вырастают, достигают 700 футов, и берега изрезываются глубокими бухтами; множество островов, с их разнообразными очертаниями, дробит на многие планы неподвижный, утомительный вид Мурмана и образует множество глубоко-художественных эффектов. Это — с художественной стороны, но и со всяких других сторон западная часть Мурманского побережья является и характерной, и достойной серьезного внимания.

Гольфстрим — теплое течение, опоясывающее наше полушарие, направляется, как известно, к западным берегам Норвегии, в её фиорды; он заходит прямо в них и обусловливает мягкость температуры и развитие рыбного промысла, которые служат главнейшей основой существования всего Норвежского побережья. Что там все это процветает, что к услугам рыбаков имеются телеграфы и телефоны, срочные пароходства и удобства сбыта, — причина этого кроется, конечно, не в одном только благодетельном, оживотворяющем Гольфстриме, так как он касается и России, и приносил и ей свою обильную лепту. Облагодетельствовав норвежские фиорды, он отталкивается ими,