— Бабушка тоже здесь?

Стас уложил Александру в кровать и покачал головой:

— Нет. Проводил. Она днём с тобой дежурит. Витаминные капельницы ставит. Массажи всякие делает. А я по ночам караулю, — он приставил руку ко лбу, словно у него болела голова, — как ты нас напугала… Дурацкая эпидемия. Никто ничего не знает…, — он издал странный звук, как будто всхлипнул, обхватил лицо, — Аля, я так переживал. Как хорошо, что ты проснулась. Я себе места не находил. Обещай больше втихаря не исчезать! Я писал тебе, а ты молчишь. Ты же обещала поделиться как дела в «Кариссе» обстоят. Я уж подумал, может ты на конференцию, которая намечалась срочно к ним уехала. Что не зайду, дома нет. Кстати, я же теперь на личной машине разъезжаю. Заехал в институт, а ты там не появлялась. Так я на правах соседа вызвал МЧС. Убедил вскрыть дверь. Ты в кровати. Спасатели пожурили, мол, ложный вызов: подружка спит подшофе, не пускает и тому подобное. Натерпелся тогда издёвок. Штраф не выписали. Посмеиваясь, ушли. Бужу, а ты всё не просыпаешься… Увидел, что тебе бабушка звонила. Перезвонил. Я хотел тебя в больницу в лучшую палату устроить, а она с дедом запретили. Аля, как же я переживал…

Затурканная шквалом новостей Александра слушала вполуха, но какие-то не состыковки в рассказе Стаса всё же уловила. Попутно она рассуждала сама с собой и отмечала, что надо будет ещё обдумать эти наблюдения: «Личная машина… Молодец. На авто заработал. Не такой уж и бедный художник у меня теперь получается. Интересно, а почему раньше он таких «жирных» гонораров не получал? Перезвонил… Не принял звонок, а перезвонил. Вот так штука, а как он вскрыл мой телефон, там же пароль? Видимо лёгкий. Надо вместо даты рождения что-то посерьёзнее установить…».

— Чего хмуришься? Болит что-то? — неожиданно спросил Стас.

— Сколько я была в отключке?

— Сегодня второе ноября. Э-э-э… я пропустил начало… Думаю, что недели две получается.

Александра округлила глаза. Если Каня звонила, то кореянка рвёт и мечет из-за её молчания. Казалась, где-то в организме нажалась кнопка «Гиперзапуск». Чарная заёрзала. Кое-как подтянулась, села и, откинувшись на подушку, почти потребовала:

— Подай мне мобильник.

— И не подумаю. Ты только что в себя пришла. Начальству завтра утром сообщишь, что воскресла. Почтовый ящик сто пудово переполнен. Зависнешь в почте до утра. Определённо, телефон — это последнее, что тебе сейчас нужно.

— Тогда чай, — состроив ангельский вид, попросила Александра.

— Это можно. Слабенький наведу.

Он вышел, а Чарная через пару попыток, дотянулась до тумбочки и схватила телефон. Судя по сообщениям от благодетельницы, кореянка догадалась, что Александра прибывает в мороке. Чарная облегчённо вздохнула и отослала: «Проснулась». Не прошло и минуты, как прибыл ответ: «Продрыхла добычу».

Александра откинула мобильник, с досадой подумав: «Злится она… Сама бы попробовала в мороке выжить».

Глава 43

Скрутив ведический дневник в трубку, Дима похлопывал им по подоконнику, рассеяно наблюдая, как отец пилит сухую ветку на старом клёне у бани, а дедушка и мама, под внимательным взором Акелы, выносят хворост со двора. Мыслительный процесс юного волхва застопорился: он только что пообщался с Наузовой.

Спустя сутки после пробуждения, Дима окончательно лишился покоя — судьба Милы была не известна. Георгий Максимович сообщил, что сонная мировая эпидемия закончилась. Но это известие не позволяло понять, всё ли в порядке с Наузовой. Он взял в руки мобильник и долго думал написать или позвонить. И пока Дима разбирался что предпочтительнее, случайно нажал на кнопку вызова. Мила ответила сразу, а он испуганно сбросил звонок. Она перезвонила. Непослушными пальцами Дроздов принял входящий звонок.

— Привет! Как ты? — нежно спросила Мила.

Во рту пересохло. Словно одеревеневшими губами Дима скупо произнёс:

— Привет, нормально.

— Нам бы поговорить…

— О чём? — отстранённо спросил он, боясь смотреть ей прямо в глаза.

— О том… О том, что было… Ну, ты понимаешь…

Мила запиналась. Дима словно осязал её замешательство. Вдруг неведомое доселе чувство посетило его. Чёрствость. Повиснув замком на сердце, она оградит от страданий. Безразличие прекратит непонятные муки и вернёт покой. Не будет угрызений совести оттого, что он в чём-то облажал или кого-то подвёл. Всё будет как раньше… Почёсывая шею, он с прохладцей спросил:

— А что было?

Её голос задрожал:

— Мор… Сон… О том что было во сне… Я хочу поговорить о том, что было во сне…

— Наузова, я не знаю, что тебе там приснилось… Звонок сорвался… Я хотел узнать, что нам на понедельник задали.

— В чате класса всё есть! — выкрикнула Мила и отключила мобильник.

Как будто получив пощёчину, Дима искал себе оправдание: «Я поступил жестоко или спас нас обоих? Она не заплакала, разозлилась… Это хорошо… Она скоро уезжает… Нам не придётся скучать… Доучимся как-нибудь… Ведуны одиночки. Нам не нужны рядом те, кому мы можем принести боль… Я больше не буду подвергать её опасности…».

Он порывисто вздохнул, потёр глаза рукавом рубашки. Вроде всё сделал правильно, но в душе поселилась отравная тоска, и стал чудиться аромат вереска, которым благоухали волосы Милы.

— Тебе бы на воздух! Хватит взаперти сидеть!

Дима подпрыгнул от неожиданности, но заулыбался. Он не заметил, когда вошёл нунтиус. Дроздов кинулся обнимать бессмертного друга, мощная фигура которого моментально сделала его маленькую комнатку и того меньше.

— Анатолий Александрович, вот здорово! Вы надолго? Как я рад вас видеть! — помогая скинуть камуфляжную куртку гостю, затараторил Дима.

— А как мы все за тебя рады! Елизавета как выяснила, что пробудились потомки ведунов, так сразу к тебе отправила. А вот Георгий Максимович не впустил. Щепетильный он знахарь. Наказал всем, чтобы тебе день полного покоя дали и только потом позволил явиться.

— А где Елизавета Леопольдовна и Константин Евгеньевич?

— Всё там же… На Донбассе. Мы приличную команду нунтиусов сколотили. Оперативно бреши латаем, да ищем тех, кто прорывает проходы между мирами, — он снял вещмешок с плеча и принялся в нём копаться, — я пока вынужденный выходной коротал, к помору твоему махнул. Тебе от него подарочек. Вот, держи, — Анатолий Александрович протянул костяную шкатулку с резьбой, — Михаил смастерил, пока маялся в неведении. Он мне подробности рассказал. Ты растёшь. Три года со знакомства нашего минуло, а тебя не узнать. Не велик ещё, да грозен.

Дима бережно принял шкатулку, на которой распознал узоры охранных оберегов и, перемещая в неё из-за пазухи осколок Коркулум, скромно сказал:

— Это да, мал ноготок, да остёр. Но до настоящего мастерства мне ещё ой как