Он решил удостовериться и прижал ладони к ширинке: да, твердо. Он закрыл глаза. Оттеснив Эдуарда, перед ним вспыхнуло лицо Хелен. Вырвав из памяти знакомые черты – угодно же случаю было подарить ему это сотворенное для кинокамеры лицо, – он довел себя до последней вспышки наслаждения… Хелен… Что и говорить, ему достался бесценный подарок, совершенный инструмент, инструмент из плоти и крови; в его воображении зазвучали мелодии, которые он со временем извлечет из этого инструмента. Тэд, прислушиваясь, снова закрыл глаза и словно наяву увидел маняще черную ленту пленки; ее нетронутая чернота наполнила его энергией. Через мгновение на черном фоне стали появляться серебряные силуэты. Тэд монтировал воображаемый фильм, вглядываясь в серебристые тени, зачарованно слушая их безмолвную песнь.

Дома в своем кабинете Эдуард уселся за письменный стол и решительно пододвинул к себе телефонный аппарат.

Он размышлял о своем разговоре с Ангелини; об Элен; о подарках, которые она не захотела брать.

Фотография, серые перчатки и перстень с бриллиантом лежали тут же, рядом с телефоном. Стараясь не давать волю чувствам, Эдуард их внимательно разглядывал. Как же больно было увидеть тогда в пустой комнате эти перчатки и это кольцо. Не взяла – именно эти вещи, а он-то напридумывал, нарек их талисманами их любви, тайными ее свидетельствами.

Со временем боль немного утихла, он даже мог теперь их разглядывать. Ничего не поделаешь, Ангелини, видимо, попал в точку: не нужны ей пока были его подарки, ни кольцо, ни любовь. Он вспомнил и остальные свои дары, невидимые, которых Элен даже не заметила: то, что он выбрал ее, отдавал ей свое время, наконец, то, что услужливо исчез…

Да, философствовать по поводу Элен удавалось не очень. Всю дорогу, пока он ехал из Италии домой, он еще что-то планировал, изощрялся, но теперь снова был на грани бунта против собственных доводов. Он положил руку на телефон: так просто поехать в Лондон, так просто – она согласится, он почти уверен – увезти ее с собой.

Искушение было слишком велико; он не убирал руку с трубки, но и к диску прикоснуться не решался. Быть от нее так далеко и так близко – неужели он не поедет? Нет, больше нет сил: он поедет, он обязан это сделать… Но он вспомнил Ангелини с его разглагольствованиями и опять почувствовал – в чем-то толстяк прав.

Элен сейчас столько же лет, сколько было ему во время войны; в ту, лондонскую, пору он был влюблен в Селестину. он обожал своего брата Жан-Поля, он успел пережить смерть отца. Мир был так переменчив, полон неожиданностей, а сам он был полон амбиций и страшно самоуверен. Элен, возможно, тоже жаждет самоутвердиться. Нет, в Лондон он не поедет.

Взяв себя в руки, он попросил соединить с Саймоном Шером, два года назад он внедрил его в техасскую штаб-квартиру «Партекса». Шер стал уже правой рукой Джонсона; когда дали Техас, Эдуард вполне овладел собой и спросил с обычной своей сдержанностью:

– Саймон, хочу спросить о последних наших закупках, мы ведь собирались расширить рамки нашей деятельности. Может, я в чем-нибудь ошибся, проверьте…

Саймон Шер только хмыкнул в ответ. Чтобы Эдуард и ошибся?

– Там было что-то, связанное с кинопрокатом?

– Совершенно верно. Кинокомпания «Сфера». Не самая блестящая из наших сделок. Ведь они почти прогорели, но цена была вполне подходящая, и недвижимость у них кой-какая имеется.

– Ну а дальше что мы решили с ними делать?

– Ничего еще. Прошло лишь два месяца. Оплачиваем их, как потенциально выгодный объект. Хотите, чтобы я проверил?

– Нет. – Последовала короткая пауза. – Во сколько нам обойдется, если мы дадим им возможность снова работать?

– Вы имеете в виду оптовые цены? – с явным удивлением спросил Шер. – Думаю, недорого. В зависимости от объема наших ассигнований. Миллиона два. Можно обойтись и меньшей суммой, но при известном размахе… – Шер помолчал. – Собственно, я могу дать вам некоторые цифры, но мы решили не тратить время на эту «Сферу». Кинобизнес сейчас очень невыгодная штука, тем более кинопрокат в чистом виде, без съемок фильмов. «Сферу» вытеснили более сильные компании.

Руководство у этой «Сферы» не слишком опытное, впрочем, дело не только в руководстве. Мы решили, что лучше будет не…

– Я хочу, чтобы студия снова начала функционировать…

– Что? – Шер нервно сглотнул слюну. Представить Эдуарда киношником – все равно что вообразить его ошивающимся у лас-вегасских игорных автоматов.

– Пусть начнут с кинопроката, но очень скоро это будет независимая кинокомпания.

– Независимая? – Шер решил, что он сходит с ума. Наверное, неисправна телефонная связь. – Вы хотите чтобы мы начали делать фильмы?

– Не делать, но поддерживать тех, кто их будет делать. Я говорю совершенно серьезно, Саймон. И займусь этим вплотную, а пока дам им миллионов шесть. Три года убыточных, ведь средства должны сделать оборот, зато четвертый год принесет нам прибыль…

– Погодите, погодите. Вы действительно имеете в виду производство фильмов, я не ослышался?

– Я сам буду их финансировать, за собственной подписью, но мое имя не должно нигде упоминаться. Делами «Сферы» следует заняться незамедлительно. – По его голосу Шер понял, что он делает какие-то пометки. Потом Эдуард заговорил снова: – Вам потребуется расторопный администратор, хорошо знающий киношную братию. А мне нужны данные о финансовой деятельности «Сферы» за десять лет и такие же данные об их конкурентах. И еще мне нужно…

– Вам нужен я, ближайшим рейсом, – перебил его Шер уже с улыбкой. Бредовая идея, однако все бредовые идеи его патрона приводили к потрясающим результатам. – Увы, уже не сумею прилететь вчера, – с ехидцей сказал он. – Но нынешним вечером – ради бога. Подключить к этому делу Джонсона? – Безусловно. Он же у нас как-никак глава.

Шер усмехнулся. И он сам, и Эдуард прекрасно понимали, что этот факт ровным счетом ничего не значит.

– Он же мой друг, – извиняющимся тоном добавил Эдуард. – Скажите, будто мне безотлагательно требуется его помощь.

– Обязательно, оба и прилетим.

– Не забудьте передать мои слова.

Шер не ответил: выяснял у секретаря, какие есть вечерние рейсы; его вдруг поразила одна мысль – впервые за десять лет их знакомства Эдуард попросил о помощи. Шер слегка встревожился. И очень осторожно, чувствуя себя совершенным идиотом, спросил:

– Эдуард, вы действительно представляете размеры возможных убытков? Да что я вас уговариваю, конечно, представляете. Мы ведь никогда не занимались кинобизнесом. Прокат – гиблая затея, само собой, ну а связаться со съемками – все равно что добровольно залезть в гадюшник, тут сам черт ничего не угадает. Мы…

– Мы ведь хотели расширить рамки нашей деятельности? – невинным голосом спросил Эдуард.

– Да, но прибыльной деятельности. А тут нас ждут – вас ждут – тяжкие потери.