Вместо меня ответила стена. По ней стали колотить кулаками. Потом зазвонил телефон. Всегда, когда в гостинице звонит телефон, теряешься. Друзья не знают, что ты здесь, так что может звонить только персонал гостиницы, и если он звонит, значит, жди вопросов, на которые у тебя нет ответа. Тилли взяла трубку. Не знаю, почему в ту секунду мне в голову пришла эта мысль, она осенила меня, как вспышка молнии, что мы с Тилли по одну сторону, а те двое – по другую. Может, тут сыграли роль два номера и стена между ними, вероятно, дело было только в этом. Я слышал, что сказал Сандор. Он говорил с Тилли так, будто она была барышней на гостиничном коммутаторе… нет, еще хуже, с барышней он говорил бы вежливее.

– Я желаю поговорить с Джо.

Она сказала:

– Очень мило, – и протянула мне трубку.

– Зайди сюда, – сказал Сандор, – и ее прихвати, если ей хочется. Пусть придут все. – Тон у него был странный, даже истеричный.

Мы пошли в двадцать третий номер вдвоем. Он был таким же, как мой с Сандором, только более женственным, с розовым атласом и розовым бархатом. Вместо кровати с четырьмя столбиками стояла овальная тахта с бело-розовым шелковым покрывалом и целыми горами подушек с оборочками. На этой горе были заботливо разложены – так мог сделать только любящий человек, а не горничная – ночная сорочка из белого атласа и кружева и белый атласный халат. Еще в номере стояло три вазы с цветами, вернее, одна из них была корзиной, полной роз. Номер вообще был переполнен розами, там даже была подушка из роз на длинных стеблях. Воздух пропитался их ароматом, он не похож ни на какой другой – так же, как запах клубники ни на что не похож. Кстати, клубника тоже была. Она лежала на хрустальном блюде, которое стояло на тележке, вероятно, заранее привезенной в номер гостиничной обслугой. Кроме клубники, на тележке было блюдо с копченой семгой и с бледно-оранжевыми кусочками дыни, а также бутылка шампанского в серебряном ведерке.

Никто из них не притронулся ни к еде, ни к шампанскому. Принцесса сидела в одном кресле с розовой атласной обивкой, Сандор – в другом. Он подскочил, когда мы вошли. Принцесса сказала:

– Я с ним наедине больше разговаривать не буду. Это бесполезно. Мне нужен свидетель.

– У тебя есть два, – сказала Тилли, достала сигарету из алой сумочки и сунула ее в рот. Именно тогда, думаю, я и обратил внимание на то, что в номере пахнет розами и клубникой, а не дымом. Прежде чем она успела прикурить, Сандор выхватил у нее изо рта сигарету.

Тилли заорала на него:

– Эй, ты, какого черта! Что ты себе позволяешь?

– Здесь не курить, – сказал он. Я глазам своим не верил, я не верил, что это Сандор. – Это комната Нины, а она не хочет, чтобы здесь курили.

– Да кто она такая, черт побери, чтобы указывать нам?!

Принцесса смотрела на Тилли с любопытством. Я видел, как женщины в джинсах, женщины, которые одеваются по-мужски, смотрят на изящно одетых дамочек, на ухоженных девушек, – так, будто небрежный стиль в одежде ставит их выше тех, кто одет аккуратно и красиво. Принцесса смотрела на Тилли не с улыбкой, а с искоркой веселого удивления в глазах. В следующее мгновение ее лицо стало непроницаемым, и она вздохнула.

– Я должна вам кое-что рассказать, – сказала Принцесса. – Выслушайте меня. Александр и я… – Я чувствовал, что ей трудно говорить об этом. – Мы провели вместе много времени, когда он со своими друзьями похитил меня. Его задача состояла в том, чтобы смотреть за мной. Мы много времени проводили наедине.

Сандор буквально поедал ее глазами. Он крутил в руках отобранную у Тилли сигарету и, я думаю неосознанно, рвал ее. Его взгляд был прикован к Принцессе, и его колени были усыпаны табаком и обрывками бумаги. У него темная кожа, смуглое лицо, но сейчас оно было очень бледным.

– Он влюбился в меня, – сказала она.

Неожиданно в комнате наступила гнетущая тишина. Такая, что, как говорится, было слышно, как муха пролетит, только мух в номере не было. Тихо стало потому, что все затаили дыхание. А потом заговорил Сандор, очень странным, расстроенным голосом:

– Мы влюбились друг в друга.

Нас с Тилли разделяло четыре или пять футов, но я все равно чувствовал ее напряжение. И остро ощущал запах роз и клубники.

– Нет, Александр, – сказала Принцесса. Она говорила ласково, но твердо, как учительница младших классов. – Нет, это неправда.

– Но ты же обещала… – Так сказал бы ребенок.

– Знаю. Знаю, что обещала. И тем самым совершила ошибку, теперь я это понимаю. Человек пойдет на все, чтобы получить свободу, скажет что угодно, чтобы избежать боли. Я трусиха, и я боялась за свою… я не знала, как буду выглядеть, если меня ранят.

– Ты действительно любила меня.

– Я лишь говорила, что люблю тебя. – Принцесса поправила его, и Сандор воспринял это как удар. Он дернулся. – Ты говорил, что любишь меня, и ты спрашивал, люблю ли я тебя, и я отвечала «да».

– Ты на деле подтвердила это «да», – сказал он.

– Знаю, Александр, знаю. Я знаю, что я сделала. Я не оправдываю себя. Я пообещала снова встретиться с тобой, быть с тобой, жить с тобой и все прочее. Я сказала, что, если ты отпустишь меня, я вернусь к тебе. Я дала слово – и я нарушила его. – Казалось, пока Принцесса говорила, она состарилась, морщины на ее лице стали глубже. Ведь они с Тилли одного возраста, но сейчас Принцесса выглядела старше, впервые за все время она стала выглядеть старше. – Александр отвез меня домой на поезде, – сказала она нам. – Мы договорились о встрече. Мы собирались встретиться во Флоренции, за столиком, за определенным столиком, на площади Синьории в кафе «Ривуар», в девять вечера спустя десять дней. Он сказал: «Деньги, которые ты заплатила, я верну тебе свою долю». Деньги меня не волновали, меня вообще ничего не заботило, кроме того, чтобы выбраться оттуда и получить свободу. Я сказала: «Встретимся у «Ривуар» в девять минут одиннадцатого». Видишь, как хорошо я помню детали?

– Ты так и не пришла, – сказал Сандор. – Я отдал тебе деньги. Я ждал. Я ждал до полуночи, я ждал и ждал, потом они стали закрываться, занесли столики, и все разошлись по домам.

– Разве к этому моменту ты не догадался? Разве ты еще не понял?

– Я написал тебе. Я написал тебе сотни писем. Твой муж умирал, он умер, и я подумал – уж теперь она придет ко мне. Ты вышла за другого старика, а я продолжал любить тебя. Я ожидал, что ты сдержишь обещание. Что для тебя брак? Верность никогда для тебя ничего не значила. Сколько раз мы занимались любовью за те четыре дня, Нина? Сколько раз?

Она покраснела.

– Ты сейчас скажешь, что я имитировала удовольствие, да? Это была не имитация. Я действительно получала удовольствие, Александр. А почему бы нет? Ты молод. Ты привлекателен.

Он встал:

– И это все?

– Это очень много. Ради того, чтобы выбраться, чтобы освободиться, я легла бы в постель даже с Человеком-слоном[70].