— Что за вещество?

— Радиоизотоп стронций-девяносто. У него период полураспада — тридцать лет. Если он попадет в залив, последствия будут совершенно непредсказуемы. А у Васильева появится отличный рычаг манипулировать правительствами двух стран. Я знаю все детали этого плана и постараюсь воспрепятствовать его реализации. Так что я на самом деле не двойной, а даже тройной агент. Европол не знает о том, что я собираюсь сделать. Если бы знали, то не разрешили бы действовать, поскольку это слишком опасно. Но другого варианта нет, только я могу помешать Васильеву. Я взорву яхту «I believe». Каждый вправе иметь свое мнение относительно газопровода, но никто не вправе им спекулировать. Я должен помешать этому человеку.

Я задумалась, пытаясь сложить в голове целостную картину. Давид утверждал, что он, по сути, работал против Васильева. Но ясно, сейчас он скажет что угодно, лишь бы выпутаться из ситуации. Мы оба лгали друг другу с самого начала, так почему вдруг он примется говорить правду? Хотя я обманула его только раз. Когда сказала, что мне не особо понравилось заниматься с ним любовью.

— То есть ты имеешь в виду, я должна тебя сейчас отпустить, чтобы ты бросился в одиночку спасать целый мир?

— Не весь мир, а лишь небольшую часть Финского залива, где в детстве ходил под парусом. Понимаешь, Васильев ни за что не станет действовать открыто, только тайно. Возможно, даже в правительстве не сразу поймут, откуда ветер дует. Тем более пока неизвестно, какие меры правительство Финляндии собирается предпринять для обеспечения безопасности газопровода. Можно поставить солдат вокруг ядерной электростанции или военного объекта, но как организовать охрану того, что лежит на морском дне? А если закрыть движение лодок и кораблей в этой части залива, то поднимется шум. Свободу людей на водной глади нельзя ограничивать.

Я взглянула на связанные руки Давида. Ремень был стянут не слишком сильно, при желании освободиться несложно, хотя на это и уйдет какое-то время. Однако Давид прекрасно понимал, что я пристрелю его при первой же попытке к бегству. Но с другой стороны, ведь он тоже мог встретить меня с оружием в руках. Я мучительно размышляла.

Он не предполагал, что я знала о его работе на два фронта. Мне удалось застать его врасплох, и теперь он просто пытается спасти свою шкуру, рассказывая сказки. А может, он и в самом деле просто ждал меня на любовное свидание и ему доставляло особое удовольствие заниматься со мной сексом, прикидываясь другим человеком.

В голове у меня раздался голос Майка Вирту:

«Хилья, в некоторых вопросах ты сильно отличаешься от других студентов. Многие страдают излишней доверчивостью, ты же, наоборот, вообще никому не доверяешь. Ты не веришь в добрые намерения и никого к себе не подпускаешь. Мы учим вас защищать людей, даря им чувство спокойствия и надежности. Мы не стремимся убивать и уничтожать».

Ох, Майк… если бы я могла спросить у тебя, что же мне сейчас делать… Но не у кого было попросить совета, и решение надо было принимать самой.

— Значит, все должно случиться в следующий вторник?

— Да. Во вторник вечером яхта «I believe» отойдет от мыса Хиденниеми и отправится в открытое море. Я встану за руль, и мы поплывем в сторону Санкт-Петербурга. На борту только Васильев и несколько человек охраны. Где-то в нейтральных водах мы встретимся с другим судном, чтобы совершить сделку. Васильев получит стронций-девяносто, который, очень надеюсь, будет упакован во взрывостойкий материал, по типу черного ящика самолета. И когда мы отплывем на достаточное расстояние, я прыгну за борт, прихватив с собой радиоактивный изотоп, и взорву посудину Сюрьянена, швырнув в нее гранату. Если повезет, то прихвачу спасательную шлюпку. Ну а если нет, то утону или взорвусь вместе с остальными или получу пулю в лоб. Разумеется, если продавец не запакует изотоп как положено, то я не буду прыгать с ним в открытое море. Тогда надо будет придумать что-то другое. При самом плохом раскладе мне придется вернуться с Васильевым обратно в Хиденниеми и уж там на месте найти способ избавиться от опасного груза.

— Ты все это сам придумал? И хочешь сказать, что я единственный человек, которому ты раскрыл свой план?

— Я собирался рассказать своему шефу. Если операция провалится, кто-то должен знать, что у Васильева в руках радиоактивный материал. Но я сделаю это только тогда, когда буду твердо уверен, что мне уже не помешают. Ведь в случае утечки информации может произойти крупный международный скандал, поэтому чем меньше людей пока знают об этом, тем лучше.

Рука устала держать револьвер, и я не заметила, как дуло постепенно опустилось. Я не могла взглянуть Давиду в глаза. Его план казался безумным и отчаянным — если только он не придумал все это на ходу.

— А почему ты решил действовать в одиночку? Разве ты не мог найти другую лодку, которая подберет тебя после взрыва?

Давид устало улыбнулся.

— Потому что Васильев установил радары, которые постоянно следят за морем. Да и не хочу подвергать опасности других. Знаешь, никогда не мечтал работать убийцей, и до сих пор мне в основном удавалось этого избегать. Мне совсем не нравится то, что я должен сделать во вторник. Но не вижу другого выхода.

— Значит, Европол уже давно следит за Васильевым? Ведь у него на счету немало преступлений.

— Да, Васильев рвется к власти и не гнушается любыми средствами.

Рассказ Давида совпадал с информацией, полученной от Хелены и Лайтио. Непонятно только, стоит ли верить последней части этой захватывающей истории. Где мне найти доказательства? Не стану же я звонить Борису Васильеву и спрашивать, не собирается ли он приобрести немного радиоактивного вещества, чтобы помешать планам строительства газопровода. Значит, оставалось последнее средство.

Я нагнулась к Давиду и поцеловала его в губы. Он ответил на поцелуй. Мама верила отцу до последнего, она и представить не могла, что он действительно сможет убить ее. Но далеко не все мужчины в мире похожи на моего отца. Ведь есть и такие, как Майк Вирту, как дядя Яри, как Давид, в конце концов. Я бросила пистолет на пол. Если сейчас я совершаю ошибку, то заплачу за нее сполна. Я вдруг поняла, что смертельно устала бояться, лгать и подозревать.

Развязала Давиду руки и, осторожно освободив от ремня, перецеловала ему пальцы и принялась стаскивать с него рубаху. Он быстро последовал моему примеру и тоже помог мне освободиться от одежды. Жакет и юбка полетели на пол, за ними последовали кобура, топ и бюстгальтер. Больше нам ничего не мешало. Мы молчали, за нас говорили наши тела, они прекрасно понимали друг друга, точно зная, как выразить переполнявшие душу чувства. И даже если жить осталось только до вторника, даже если мир через мгновение рухнет, для нас обоих имело значение только то, что происходило здесь и сейчас.

— У тебя кошачья походка, — произнес Давид, глядя, как я двигаюсь по комнате. — Я позвонил хозяйке, она подогреет бочку с водой. Может, перекусим? Есть шампанское, шоколад и фрукты. Давай насладимся нашим последним ужином вместе.