– Видел я сердитых людей, но что-то не припомню, чтобы кто-нибудь был до такой степени взбешен. Честно говоря, я бы посоветовал вам вспомнить, о кого вы там споткнулись и упали, потому что, боюсь, главстаршина будет устраивать вам веселую жизнь, пока вы не вспомните всё, – Обри посмотрел на него, не говоря ни слова, и Холмс невесело улыбнулся, – Ваше дело, Вундерман… но не говорите потом, что я не предупреждал.

* * *

Джинджер вышла из госпиталя в коридор и остановилась. Она постояла какое-то время, потирая бровь, резко дернула головой и, развернувшись, пошла обратно. Нужного ей человека она нашла в амбулатории. Он сидел к ней спиной, потому что просматривал на компьютере какой-то список, но, едва она кашлянула, обернулся. Лицо его сразу стало озабоченным, он приостановил работу компьютера, взгляд сделался настороженным.

– Я чем-то могу помочь вам, главстаршина?

– Я полагаю, что можете, – сказала она ему, – Это ведь вы нашли Вундермана, верно?

– Да, главстаршина, – сказал он излишне предупредительно, и она чуть улыбнулась.

– Хорошо. Тогда, возможно, именно вы можете сказать мне то, что я хочу знать, Тацуми.

– Что именно, главстаршина? – спросил он осторожно.

– Вы знаете, черт возьми, что именно! – сказала она стальным голосом, – Он не скажет мне, кто это был, но вы-то знаете, не так ли?

– Я…—запнулся Тацуми. – Я не понимаю, что вы имеете в виду, главстаршина.

– Тогда позвольте мне растолковать, – мягко сказала Джинджер, подступая к нему поближе, – Он говорит, что упал, вы говорите, что вы думаете, что он упал, и мы все трое знаем, что все это – полное фуфло. Я хочу знать имя, Тацуми. Я хочу знать, кто это сделал, и я хочу узнать это сейчас же.

Ее серо-голубые глаза впились в Тацуми, и тот судорожно сглотнул. Напряженная атмосфера амбулатории действовала ему на нервы, и ему потребовалось все его мужество, чтобы выдержать ее пристальный взгляд, не отводя глаз.

– Послушайте, – сказал он наконец хриплым голосом, – ведь он сам говорит, что упал, правильно? Ну и я ничего другого не могу сказать. Я уже сделал все, что смог.

– Нет, не все, – решительно сказала она.

– Да нет же, все! – Он отступил от нее, лицо перекосилось, – Я пришел вовремя и спас его шкуру, главстаршина, и я рисковал собственной шеей, чтобы сделать это, но будь я проклят, если засуну голову прямо в мясорубку! Мне нравится этот парень, но у меня куча своих проблем. Вы хотите знать, кто сделал это, так заставьте его самого сказать.

– Я могу в пять минут притащить вас к боцману или старпому, Тацуми, – сказала она все тем же решительным тоном, – С вашей характеристикой… я не думаю, что вы захотите предстать перед ними. Особенно когда молчание может рассматриваться как соучастие.

Санитар уставился на нее, и плечи его напряглись.

– Делайте, что хотите, главстаршина, – сказал он, – но что касается меня, наш разговор ни к чему не приведет. Заставьте его заговорить, и, может быть – может быть! – я смогу подтвердить его слова, но сам не собираюсь первым называть чье-то имя. Если я только рискну – мне не жить, вы хоть это понимаете? Вы хотите послать меня назад в тюрягу? Ладно, ваше право. Поступайте по своему разумению. Но я сам не назову никаких имен – ни вам, ни боцману, ни старпому, ни даже капитану, – Он снова отвел от нее глаза и беспомощно пожал плечами, – Мне жаль, – сказал он более тихим голосом, – Мне действительно жаль. Но у меня нет выхода.

Джинджер покачалась на пятках. Ее первоначальное подозрение, что Тацуми участвовал в избиении Обри, испарилось, когда она увидела, какой сильный страх испытывает санитар, и тот же страх, передавшись ей, пронзил ее до костей, словно ледяной ветер. Должно быть, случилось что-то более уродливое, чем она сначала заподозрила, и она прикусила губу. Обри не хотел ее вовлекать, а Тацуми, без преувеличения, был напуган до смерти. Ей вдруг пришло в голову, что санитар назвал бы виновного, если бы речь шла только об одном человеке. В конце концов, если бы Тацуми и Обри оба свидетельствовали против него, флотская дисциплина обрушилась бы на преступника, как молот. И они бы выбросили его из головы навсегда… Значит, здесь замешан кто-то еще – и не один. И это заставляло предположить…

– Ладно, – сказала она, – Храните ваши тайны. Пока… Но я собираюсь докопаться до правды, и поверьте, не только я. Вы с Обри можете говорить все что угодно, но лейтенант Холмс знает, что Обри не падал, и могу поспорить, он напишет обо всем полный доклад. Который получит боцман. И уж обязательно начальник дисциплинарной комиссии. И я не думаю, что старпом останется в стороне. А стоит внимательно посмотреть на это дело, сразу можно догадаться об очень многом, и если вы действительно замешаны, молитесь, чтобы кто-то другой выяснил правду, прежде чем это сделаю я. Ясно?

– Ясно, главстаршина, – почти прошептал санитар, и Джинджер вышла из корабельного госпиталя.

* * *

– … вот такая история, боцман. Никто из них не скажет мне правды, но я точно знаю, что это было не просто падение.

Салли МакБрайд, слегка опершись на спинку стула, смерила разъяренную девушку, свежеиспеченного главстаршину, спокойным взглядом карих глаз. Джинджер Льюис была допущена до связанного тесными узами братства главных старшин «Пилигрима» меньше месяца назад, но МакБрайд понравилось, как за это время показала себя новенькая. Льюис была добросовестна, трудолюбива, строга к подчиненным, и она не стала прятаться за маской маленького оловянного идола, чтобы скрыть неуверенность в новом положении. Именно этого больше всего боялась МакБрайд, когда Старуха резко продвинула по службе Льюис и Максвелла. Теперь, видя гнев в глазах молодой женщины, она спрашивала себя, не стоит ли ей побеспокоиться еще кое о чем. Старшина, которого не заботит то, что происходит с его подчиненными, ни на что не годится, но тот, кто позволяет гневу управлять его поступками, – намного хуже.

– Сядьте, – сказала наконец МакБрайд, указывая на стул для посетителей, который только и помещался в маленькой боцманской.

Она подождала, пока девушка выполнит ее просьбу, а потом привела спинку своего кресла в вертикальное положение.

– Итак, – решительно сказала она, – вы рассказали мне вашу версию того, что произошло, – Джинджер открыла рот, чтобы ответить, но поднятая рука боцмана остановила ее, прежде чем она произнесла хоть слово. – Я не сказала, что вы ошибаетесь, но я сказала, что пока это только ваши мысли по поводу случившегося. Есть какая-то неточность в моем утверждении?

Джинджер стиснула зубы и, резко вдохнув, покачала головой.

– Именно это я имела в виду. Так вот, о том, что случилось, мне уже рассказал лейтенант Холмс, – продолжала МакБрайд, – а я сама уже поговорила с начальником дисциплинарной комиссии Томасом. И я, и лейтенант – мы оба согласны с вами. К сожалению, неопровержимых доказательств нет. Лейтенант Холмс может сказать нам как врач, что травмы Вундермана не являются результатом падения, но он не может это доказать. Если сам Вундерман не скажет нам правду, официально мы ничего не сможем сделать.