Он нашел старушку на берегу реки. Она сидела на скамеечке между корней деревьев и наслаждалась видом. Ее поношенный синий головной платок сиял на солнце. Некоторое время Фридрих не решался подойти, но потом собрался с духом и приблизился.

— Эм… Госпожа Грюндхильда?

— Да? — отозвалась старушка.

— Можно… эм… вы не могли бы дать мне автограф? — выдавил из себя Фридрих и тут же сообразил, как это странно звучит. Ведь у эпических героев вроде бы автографов не просят.

— Что тебе подписать? — повернулась к нему Грюндхильда.

Фридрих сел рядом с ней.

— Вот, этот пакетик с «мудрой пудрой». Я прочел вашу историю впервые всего несколько недель назад, — добавил он. — Ну да, я же не местный. Меня очень впечатлил этот текст. Вы, наверное, и правда были когда-то ужасны. Нет, я не то имел в виду… Лучше сказать, внушительны. — Фридрих почувствовал, что лицо у него запылало. Слова почему-то получались у него вовсе не те, что нужно. — То есть по вам сразу было видно, что вы настоящий герой, я имею в виду. Так написано в этой книге… эм… в этой «мудрой пудре».

Грюндхильда нахмурилась.

— Если бы на свете и правда бывали люди, у которых на лице написано, что они герои, хоть один бы мне в жизни да встретился. Но нет, таких я не видывала. На самом деле всё наоборот: сначала совершаешь что-нибудь героическое, а потом все начинают говорить, что и облик у тебя весь насквозь героический. Будто они с самого начала все знали, подхалимы эдакие! Вот как это бывает. — Она запустила пальцы в волосы за ухом и выудила оттуда огрызок карандаша. — Напомни-ка, как тебя зовут?

— Фридрих, — сказал Фридрих. — Фридрих Львиный Зев. Но я не шмелелет, — тут же добавил он, чтобы не рядиться в чужие перья. — Я совершенно не умею обходиться со шмелями. Паршивая овца в семействе.

Грюндхильда смотрела на него, склонив голову на бок. Фридрих, краснея, быстро продолжал:

— Не то чтобы меня кто-то упрекал, нет! И неудачником меня никто не называет!

— Ах да, — произнесла Грюндхильда Великая и замолчала.

— Я и сам, конечно, знаю, что я вовсе не неудачник! — поспешил заверить Фридрих, но тут у него внезапно вырвалось: — Но я просто не понимаю, почему в нашей семье у всех есть талант правильно обращаться со шмелями, только у меня — нет! Это несправедливо!

— Ничего страшного! — сказала Грюндхильда и засмеялась. Правда, Фридриху сначала показалось, что у нее приступ кашля — так странно звучал ее каркающий смех.

— Что тут такого смешного? — обиженно спросил Фридрих.

— Знаешь, у моего отца, — прокаркала старушка, — у моего отца была сыроварня. У нас в семье все делали сыр. Кроме меня.

— Как? То есть вы происходите из семьи сыроваров? — ошеломленно переспросил Фридрих. — Я думал, монархами рождаются.

— Не-е, в моем случае было по-другому. Семья у меня занималась сыром. Только сыром. А я не могла. Мои сырные опыты выставляли на всеобщее обозрение, чтобы повеселить людей. Так плохо у меня получался сыр. Так плохо он выглядел. Хорошо получалось у меня только одно: драться. Представляешь, каким позором я была для семьи?

Фридрих не мог понять, серьезно ли она сейчас говорит, и старался удержаться от смеха. Но скоро это перестало ему удаваться.

— Знаешь, в моей семье сыроварение считалось самым высшим искусством, — продолжала Грюндхильда. — Ничто не ценилось так высоко, как умение создать совершенную головку сливочного сыра. Мой отец так и не смог смириться с тем, что я выбрала для себя стезю королевы, хотя могла бы посвятить жизнь сыру. Представляешь, какое мещанство? Они серьезно считали, что сыр — это самое потрясающее, что есть в мире! Шматок перебродившего молока, который кладут на бутерброд! Величайшее искусство!

У Фридриха на глаза навернулись слезы — так он хохотал.

— А твоя семья, — продолжала Грюндхильда, — твоя семья, значит, сходит с ума по толстым волосатым насекомым и летает на них через горящие обручи, чтобы другие им аплодировали. Вот и все содержание их жизни!

— В такой формулировке это звучит довольно странно, — согласился Фридрих.

— Так это и есть странно! Что я хочу тебе сказать: некоторые люди живут, накрыв голову скатертью, и носа из-под нее не кажут; но, если ты живешь не под скатертью, это ничего страшного. Ах да, автограф!

Грюндхильда лизнула кончик карандаша и написала на пакетике с «мудрой пудрой» так: «Дорогой Фридрих, продолжай в том же духе! Грюндхильда Великая».

У Фридриха запылали уши — ведь что это, как не самый лучший комплимент!

— Спасибо огромное, — пробормотал он.

— Я слышала, ты прям волшебный парень, — сказала Грюндхильда. — Фея говорила, что ты решил проблему с усилением магнитов.

— Но я же не сам всё придумал! — возразил Фридрих. — Это Ангостура навела меня на такую мысль.

— Все равно впечатляет. Фея бы ни в жизнь не догадалась спрашивать совета у Ангостуры. Она очень тебя уважает, поверь мне.

— Меня? — Фридрих от смущения сморщился.

— Да. А еще она говорит, что ты хорошо готовишь, — Грюндхильда улыбнулась. — В этом нет ничего постыдного: кто хочет есть, тот и готовить должен уметь!

Тут Фридрих снова засмеялся ее серьезности.

— Ну, пойдем на заседание, — сказала Грюндхильда, вставая со скамейки. — Сегодня наверняка опять допоздна затянется.

В этот раз Молеправительница на заседании не появилась. Она заперлась у себя в мастерской и монтировала заклинатель к какому-то аппарату. Ангостуры тоже не было. Молеправительница оставила ее у себя в качестве модели, чтобы опробовать перевязь, на которой можно будет переносить магниты по воздуху.

Поэтому руководство собранием взял на себя Адмирал и с большим воодушевлением занялся распределением между соглядатаями участков работы по разоружению муравьев. Каждой крупной птице был назначен тот или иной муравьиный лагерь. Кроме того, были распределены все более мелкие способные к полету соглядатаи: в одиночку или с седоком (потому что большие пальцы, как известно, бывают очень полезны) они должны будут сопровождать птиц в назначенные им области. Они будут выполнять разведывательные функции, а в случае необходимости — сражаться. Помимо этого, их задача — препятствовать осам и шершням доставлять Клупеусу какие-либо известия.

Фридрих во время обсуждения сидел рядом с Брумзелем. Наконец-то им выдался случай немного поболтать за спиной у Адмирала.

— Мы будем причислены к эскадрилье Феи, — шепнул Брумзель. — Я об этом уже позаботился.

— Это все, — рассудительно отметил Фридрих, — будет либо потрясающе, либо полный провал. Представь, если затея с магнитами не сработает!

— С чего это она не сработает? — ухмыльнулся Брумзель.

— А Совини с Ангостурой тоже полетят? — спросил Фридрих.