— Говорю вам, я знаю, что в подвале. И я, вероятно, знаю, кто там сидит.

— Тогда объясните, что произошло! — потребовала Лео.

— Видите вон тот дом с необычными окнами? Преступники вошли туда, их впустили в квартиру на первом этаже, они взяли в плен хозяйку и ее троих детей. Потом они из квартиры спустились вниз, в сауну, и там как-то разломали стенку между сауной и подвалом «Трансинвеста», где лежит… тсс… вы меня понимаете…

— Допустим, понимаю.

— Она в опасности. Эти люди угрожают. Говорят — взорвут банк. Погибнут дети, и погибнет — сами знаете что. Они требуют, чтобы прислали технику и вытащили на поверхность — вы знаете что. Говорят — если техники не будет, начнут убивать детей…

— Но кто они? — удивленно спросила Лео.

Об Икскюльской плите знали наследники барона фон Апфельдорна и Вернера фон Рейенталя. Конечно, за столько лет информация могла разлететься во все стороны. Но если кто-то желает вывезти отсюда плиту — значит, знает, на что плита способна.

И Лео вспомнила «Конный двор». Его хозяева как раз крутились вокруг «Трансинвеста», а молодежь бывала в Афанасьевском доме. И Лесю ведь убили неспроста — она что-то увидела или услышала…

— Я не знаю их по именам…

— Я знаю! — воскликнула девушка.

— …но я понял, откуда у них информация. Я консультировал вашего прадедушку, я понял! Тайну плиты знали трое — фон Апфельдорн, фон Рейенталь и кучер Клаус. Господин фон Рейенталь доверял ему. Эти люди — наследники Клауса, понимаете? Он был знаток лошадей, его сманили в цирк, сперва конюхом, потом берейтором, понимаете? Господину фон Рейенталю кучер уже не был нужен — он купил авто… Да вы слушаете меня?..

Лео кивнула.

— Послушайте, я знаю, что вы владелица этой плиты. Нельзя допустить, чтобы она погибла!

Лео сделала профессору знак: помолчите, ради всего святого.

Если милые и обаятельные хозяева «Конного двора» унаследовали информацию от Клауса — то что это была за информация? Что мог понять кучер, даже толковый кучер, в латинских молитвах? Только то, что прочитаешь какую-то абракадабру над зажженной свечой — и на плите прямо из воздуха возникнут монеты.

Глупенькая Леся спугнула этих людей, а похищение пленника Митеньки и вовсе привело их в ужас. Они поняли — еще немного, и убийство будет раскрыто. И они пошли напролом, довольно смутно представляя себе, что будет дальше.

Это была последняя возможность заполучить Икскюльскую плиту.

Если бы не Леся — они бы всей семьей сдружились с Кирилловыми, наладили бы и деловые отношения — допустим, заказали бы Андрею Ивановичу баньку и садовые домики. Потом предложили бы в виде бонуса отремонтировать сауну, обшив ее стены самой качественной древесиной. Одновременно они бы через Лесю приручили Анюту…

И вот все планы рухнули.

— Плита не погибнет… — задумчиво сказала Лео.

Что ей сделается, каменной плите, рассудила девушка, но могут погибнуть дети и их мама.

— Нужно что-то предпринять, — не унимался профессор. — Я вам говорю — если они поймут, что у них ничего не получается, они со злости могут наделать глупостей! А у них не получится, клянусь вам, не получится!

— Вы думаете, они прямо сейчас пытаются провести ритуал?

— Я уверен! Что, если они втащили туда Потапенко? Он же кое-что уже знает…

— Но он же не в своем уме!

— Так вы еще не знаете?

Профессор ван Эйленбюрх стал сбивчиво рассказывать, как референт вломился в «Инари», прихватив с собой какую-то странную женщину, как заперся там, после чего прозвучали выстрелы.

Лео подумала: на кой обезумевшему референту тащить с собой какую-то женщину? Тем более — странную? И вдруг до нее дошло: Митенька где-то отыскал Анюту! Анютины способности были ему необходимы. Но если она там — то где же ее ребенок?..

Кречет по-немецки не понимал, он видел, как Лео совещается с профессором теологии, и ему это сильно не нравилось.

Если бы вместо того, чтобы пытаться хоть по интонациям разгадать замыслы Лео, Кречет обернулся по сторонам, то увидел бы, что к уличному кафе подъезжает машина, и оттуда выходит банкир Успенский, а с другой стороны, со стороны сквера, крадется, прячась за кустами, человек.

За столиком сидели админ Сева и Кириллов. Сева при виде начальства встал.

— Ну вот, — сказал он, — ничего хорошего… Я, честное слово, не виноват! Они прорылись из Афанасьевского дома!

— Я убью этого Гамбурга, — ответил Успенский. Сева понял, о ком речь. Обормоты из строительной компании господина Гамбурга должны были позаботиться о прочности подвальных стенок. Но обормотам пришлось иметь дело с плитой, которую сам же Успенский распорядился прикопать в неправильном месте, слишком близко к Афанасьевскому дому. А те, кто переделывал внутренности этого дома, чтобы получились четыре эксклюзивные квартиры, мало беспокоились о подвалах «Трансинвеста», есть стенка толщиной хотя бы в один кирпич — и ладно.

Сева развел руками — кто бы мог предусмотреть такое безумное вторжение в подвал?

— Идем, — сказал Успенский и направился к Аствацаряну.

Тот выслушивал доклад: оперативники, забравшиеся в сауну Кириллова, установили микрофоны и бесшумно убрались; микрофоны передавали какую-то нерусскую ахинею вперемешку с детскими криками и руганью.

— Наконец-то, — сказал банкиру недовольный Аствацарян.

— Я позвонил своему админу, — сказал Успенский. — Хотел знать, не болтаются ли возле банка всякие подозрительные… А тут — такое! Ужас, ужас, что делается…

— Приехали спасать? — осведомился Аствацарян.

— Приехал спасать…

— Есть ли способ вытащить вашу проклятую плиту, не взрывая здание?

Банкир растерянно посмотрел на начальника угрозыска.

— Да знаю я, знаю вашу тайну.

— Надо Гамбургу звонить, — сказал Успенский. — Будь он неладен, этот Потапенко! Связался из-за него…

Никто не заметил старика, замешавшегося в толпу зевак и осторожно продвигавшегося поближе к банкиру. Его даже Кречет не замечал, потому что смотрел на Аствацаряна. И ждал хоть какого-то решения. Там, в тайных закоулках «Трансинвеста» были тамплиер Потапенко и женщина, прикатившая на инвалидной коляске, Аствацарян знал о них от Санька, но беспокоился главным образом о детях Кириллова. И Кречет тихо злился, с трудом перенося бездействие.

А Лео смотрела на Кречета. На его прямые широкие плечи и коротко стриженный затылок.

Профессор теологии причитал: надо спасать артефакт, артефакт в опасности! Лео уже почти не слышала его. Она знала одно: артефакт практически бесполезен, заклинания ангелов и демонов не работают, если нет главного…

А профессор был в истинной панике. Могла погибнуть его надежда на спокойную старость вдали от сварливой жены.