Внезапно его осенило.

– Дерек, ты не мог бы послать Виктории лошадь, когда вернешься? И упряжь. Разумеется, я все оплачу.

– Не сомневайся, все будет сделано, но, думаю, она предпочла бы подаркам твою персону.

Грант сдвинул брови.

– Видишь ли, я чувствую себя ответственным за Йена. Во время путешествия он неоднократно порывался поговорить со мной, а я всякий раз ему отказывал. Я постараюсь вернуться как можно скорее. И все же что-то заставляет меня все время думать о ней. – Он сложил руки на груди. – К тому же мне думается, что, находясь вдали от нее, я даже в чем-то выиграю. Возможно, за эти недели она перешагнет через свои обиды. К тому же у нее будет больше времени побыть со своим дедушкой, а главное, – Грант изогнул губы в самоуверенной улыбке, – она осознает, как ей меня не хватает.

– Как я ненавижу его! – пробормотала Тори, когда Хакаби доставил ей подарок от Гранта.

– Тс-с! – цыкнула на нее Кэмми. – Ты так не думаешь.

– Нет, думаю!

Лошадь элитной породы. О чем он думал, посылая такой дорогой подарок? Чувствовал свою вину? Тори насупилась и покачала головой. Ей было непонятно, какую цель он преследовал, и это вызывало у нее раздражение. Подарок явно содержал какое-то послание, но если бы она могла расшифровать его тайное содержание! А так – ни письма, ни слова. Просто прислал лошадь.

Замечательную лошадь, подумала Тори, заглядывая в умные глаза животного. Она не удержалась от улыбки, когда кобыла тихо заржала и повела головой в ее сторону.

– Я вижу, мы тебе нравимся, – пробормотала Тори. – И ты нам тоже.

Но ей была нужна рабочая лошадь, а не элегантный рысак – вот почему она приняла чопорную позу и заставила себя отвернуться.

– Хакаби, сделайте для нее все, что можно.

Кэмми тоскливо посмотрела вслед кобыле, когда слуга увел ее.

– Ты по-прежнему считаешь, что мы выдюжим?

– Сейчас – больше чем когда-либо, – не колеблясь сказала Тори, хотя она произнесла это с такой уверенностью исключительно ради своей подруги. Неудивительно, что позже, когда она в ночи лежала без сна, ее охватило внезапное сомнение. Как долго еще ей хватит сил крепиться?

В конце каждого дня, когда она лежала в постели, все ее тело ныло от усталости. Она была так изнурена, что у нее не оставалось сил, чтобы снова подняться или даже заплакать, но усталость по крайней мере помогала ослабить ее тоску по Гранту. И все же ничто не могло истребить эту тоску полностью: она по-прежнему мечтала о нем, и каждую ночь ее сознание переполнялось эротическими образами, так что она уже начинала сомневаться, что ей когда-нибудь удастся отодвинуть его в прошлое.

Камилла Эллин Скотт – самая замечательная наездница в мире.

Кэмми была в этом абсолютно уверена, когда на новой кобыле перелетала через поля и заборы, преграды и ручьи. Она чувствовала, как сердце нагнетает кровь в жилы, обостряя восприятие и ум.

Лошадиные копыта стучали о землю, напоминая о детстве, когда каждая удобная минута была посвящена верховой езде. Кэмми радовалась, что у них была лошадь и что лошадь пробудет здесь еще два дня, прежде чем ее заберет новый владелец. Она собиралась провести на спине лошади каждый час из этих остававшихся двух дней.

Долгое время считая себя умирающей, сейчас Кэмми чувствовала, что она жива и будет таковой еще какое-то время. Она ощущала себя заново родившейся и... сильной. Радостный смех вырвался у нее из груди, когда они преодолели очередной высокий барьер и приблизились к другому.

Она летела. Действительно летела – но только в обратном направлении.

Лошадь неожиданно замедлила бег, потом заржала и резко вздыбилась, заставив всадницу кувырнуться назад. Она зацепилась одной ногой за седло и, после того как лука сместилась, рухнула вниз. Секунду спустя Кэмми удивленно смотрела на землю, затем осторожно перекатилась на колени.

Когда она поднялась, то тут же почувствовала острую боль в бедре.

– Могу я вам чем-нибудь помочь? – раздался рядом грудной голос.

Кэмми повернулась и раздраженно поджала губы, но тут же вздохнула с облегчением.

Это был барон.

Спешившись, он поспешно направился к ней, ведя под уздцы свою лошадь. А вот ее кобылы нигде не было видно.

«Говори же, Кэмми, говори! – приказала она себе. – Где же твоя находчивость?»

– Я... я... О да. Моя лошадь сбежала.

– Мы можем немного пройтись и посмотреть, нет ли ее где-то поблизости, – предложил барон.

Кэмми сделала шаг и тут же поморщилась от боли.

– Кажется, вы сильно ушиблись... – озабоченно произнес он.

Истинная правда. Она ушибла некое место на теле, о чем не склонна была сообщать даже врачу и менее всего этому обаятельному мужчине. Вот почему Кэмми была вынуждена солгать.

– Да, что-то с лодыжкой, – неуверенно сказала она.

Разве леди не подворачивают свои лодыжки? Это испокон веков известно. Прежде чем она успела додумать до конца, барон, присев перед ней на корточки, приподнял ее юбку...

– Что это вы... Прекратите немедленно!

– Нет-нет, вы, несомненно, ушибли что-то другое. Я должен посмотреть, нет ли перелома или растяжения связок.

– Опустите мои юбки, сэр!

Он поднял на нее глаза, и Кэмми тут же густо покраснела. Может, это и замечательно, что он смотрит на нее, но ей совсем не нравилось, что это, возможно, его забавляет. Она вскинула подбородок и поспешно сказала:

– Сейчас я сама проверю. – В подтверждение своего намерения она проковыляла к пню и села спиной к барону, но вдруг ей показалось, что она слышит позади себя что-то вроде негромкого смеха.

Когда она сделала вид, что собирается обследовать свою лодыжку, барон вежливо произнес:

– Мне доставило огромное удовольствие наблюдать, как вы лихо мчались через все поместье. Очень талантливая езда.

Кэмми посмотрела на него через плечо.

– Очень талантливая езда не оставляет человека без лошади и не заставляет его хромать.

Теперь барон и в самом деле усмехнулся. Обойдя вокруг пня, он наклонился и заглянул ей в глаза.

– Ну, и каков диагноз?

Она молча смотрела на него. Диагноз? Слепая влюбленность.

– Что с вашей лодыжкой? Растяжение?

– О да. Просто растяжение.

– Я – Стивен Уинфилд. Могу я узнать имя прекрасной девы, потерпевшей крушение?

Кэмми засмеялась. Как будто он знал что-нибудь о крушениях!

– Сэр, уверяю вас, применительно ко мне это крушение равносильно укусу комара.