— Прекрасно. Возвращайтесь к себе и, если через три дня не последует отмены приказа, возьмите отпуск и уезжайте на неделю из Парижа. Я свяжусь с вами, и, когда вы вернетесь, мы подведем итоги. Через час операция «Гайя» превратится в горсть пепла, которую развеет ветер.

Внутри ангар «GERIC» все еще освещали красные лампочки. Они действовали угнетающе.

Трубы, проложенные под потолком, которые Эмма видела в первый раз, были вырваны, в коридоре стало еще теснее. Из стен торчали перерезанные электрические кабели, их оплетка висела среди искореженных решеток, и она поняла, почему воздух казался таким тяжелым — не работала система вентиляции. Эмма продвигалась среди обломков, ее ладонь была такой влажной, что рукоятка мачете выскальзывала из руки. Ноги несли ее сами, и Эмма спрашивала себя, сможет ли она противостоять опасности. Ради детей — да, я не имею права быть слабой.

Страх сочился из стен, бесшумно преследовал Эмму по пятам, лишал сил, парализовал волю. Страх — первый шаг к безумию.

Она прошла камеру системы безопасности, не заметив никаких признаков жизни. Ни движения, ни звука в длинном коридоре. Она дошла до огромной круглой комнаты, выходящей к камерам, и поняла, что ей придется снова идти над пленниками.

Живы ли они?

Крики раздавались в долине так долго, что Эмма была уверена, что в живых никого не осталось. Тишина подтверждала ее догадку. Она тут же осмотрела место, где дети были прикованы в первый раз.

Сердце подпрыгнуло у нее в груди.

Там не было никого, только цепь валялась на полу. Ничто не указывало на то, что они были здесь. Они могли быть где угодно — в любом другом месте, в пироге, могли утонуть во время бури. Эмма представила себе их маленькие тельца, плавающие среди скал, и тряхнула головой, чтобы прогнать этот образ.

Она обошла караульный пост и убедилась, что там никого не было, затем осмотрела камеры. Никого. Теперь к запаху, который Эмма вначале приняла за затхлый воздух закрытого помещения, прибавился какой-то кислый оттенок, атмосфера становилась тошнотворной.

Эмма отказывалась думать, что детей здесь нет.

Они внизу, в подвале.

Она вспомнила, что Монговиц рассказывал о лабораториях. Он называл их «пыточные камеры». Они внизу. Убийцы, оставшиеся на острове, спрятались в самых темных углах, мерзких норах, похожих на них самих.

Эмма покачала головой и вытерла руку, сжимавшую мачете.

Она выверяла каждый шаг, осторожно ступая по металлическим ступеням. Зловоние усиливалось. Она приближалась к логову зверя.

Это место было больше похоже на завод, чем на лабораторию: трубы, стены, выкрашенные черной краской. Только две тележки с медицинскими принадлежностями свидетельствовали о том, что здесь происходило. Эмма кралась вдоль центрального коридора, она не стала сворачивать в боковые проходы, чтобы не заблудиться. Два больших окна, расположенных друг напротив друга, выходили на смотровые кабинеты. В кабинетах было темно.

Эмма продвигалась медленно, заглядывая в каждое окно, чтобы убедиться, что комнаты пусты.

Дверь предпоследнего кабинета была приоткрыта. Эмма не обратила бы на это внимания, если бы оттуда не доносился еле слышный, похожий на рычание звук. Она толкнула дверь ногой, крепко сжала оружие, ощупала карманы, нашла фонарь и включила его. Звук повторился, теперь она слышала его более отчетливо. Эмма поняла, что это было — предсмертные хрипы. Луч фонарика скользнул по смотровому столу и остановился на бесформенной сочащейся массе, распростертой на нем.

Эмма едва дышала. Круг света переместился, и она еле сдержала крик.

Это был человек, с которого сняли кожу, как шкурку с фрукта. Его кожа лежала на полу, кучей лохмотьев, сочащихся кровью. Все его мышцы, нервы и сосуды были оголены. Кровь по каплям вытекала из тела и стекала в ведро. На таком расстоянии невозможно было определить, кто это был, мужчина или женщина.

Эмма, шатаясь, подошла ближе. Ее ноги запуталась в лежавшей на полу одежде, она отшвырнула ее. Страшная догадка промелькнула у нее в голове. Она узнала эти вещи.

Возможно ли, что этот человек…

Она наклонилась над ним и голосом, дрожавшим от ужаса и гнева, спросила:

— Оскар?

Глаза скользнули в ее сторону. Внутри у него что-то клокотало. Мускулы, идущие от плеча к руке, напряглись, давая пальцам команду подняться. Кровь потекла сильнее.

— Нет, не двигайтесь, — умоляла его Эмма. — Боже мой… Оскар!..

Изо рта человека, с которого живьем содрали кожу, вдруг вырвался более громкий выдох. Губ у него не было, но он пытался что-то сказать.

— …у… — произнес он, — уб… м… убейте… ме… ня…

Эмма закрыла глаза, сжала зубы и помотала головой.

— Не просите меня об этом, Оскар, — прошептала она сквозь слезы.

Капли, падающие в ведро, отмеряли время — песочные часы последних мгновений. Только Эмма могла положить конец этому аду. Эмму сотрясали рыдания. Оскар стонал.

Эмма выключила фонарь, все погрузилось в красный полумрак. Не сводя глаз с Оскара, она покрепче перехватила мачете обеими руками. Слезы текли по ее лицу, попадали в рот.

Эмма хотела нанести мощный удар, но силы оставили ее, и мачете только скользнуло по телу Оскара. Эмма сдержала крик и ударила снова. Тело Оскара вздрогнуло, потом обмякло и замерло.

Оскара больше не было. Он ушел вслед за своей женой.

Эта мысль помогла Эмме собраться с духом. Она вытащила мачете и вытерла о рубашку, брошенную на пол. И пошла дальше. Она должна спасти Матильду и Оливье, поэтому не может позволить, чтобы то, что она только что сделала, остановило ее. Не сейчас. Нужно идти вперед. Быть сильной.

Через пять метров коридор поворачивал. Эмма осторожно выглянула из-за угла, чтобы убедиться, что путь свободен. Пот лил с нее градом. Сердце отчаянно колотилось.

То, что она увидела, парализовало ее.

Коридор был завален разорванными телами. Стен не было видно, они исчезли под клочьями кожи, гнилой плоти, раздавленными и сплющенными органами. Там и тут были видны человеческие лица, открытые рты, закрытые глаза, висящие руки. Эмма увидела грудь и что-то похожее на пенис, вытянутый и деформированный. Пол был покрыт человеческими останками, что-то липкое свисало с потолка. Она стояла на пороге адского ущелья.

Эмма не выдержала. Ее вырвало. Она задыхалась, с губ капала слюна, она не могла выпрямиться. Прошла бесконечная минута.

Пронзительный крик нарушил тишину подвала. Кричала девочка.

Этот крик вывел Эмму из оцепенения, и она бросилась вперед. Теперь в ней клокотали ярость, душившая ее с самого утра, и желание наказать Зло, перевернуть мир, но найти Матильду и Оливье и вывести их из этого ада.