Затем началась война. Конечно же, молодой идиот безрассудно решил жениться, прежде чем пойдет на войну. Но его собственные благородные сомнения сделали из него простой воск в руках других людей. Ему указали на то, что, если он вернется искалеченный, это будет несправедливо по отношению к девушке. Не задумываясь, он умчался в безумии самопожертвования, чтобы расторгнуть с ней помолвку. Я не участвовал в этом; я был достаточно доволен результатом, но не мог мириться с такими способами.

Он очень хорошо служил во Франции; стал отличным офицером, и солдаты любили его. Затем он возвратился в отпуск в звании капитана и узнал, что девушка вышла замуж — за настойчивого шалопая, какого-то майора, за которым она ухаживала в военном госпитале и который в обращении с женщинами руководствовался девизом «Хватай их быстро и обращайся с ними грубо». Это было действительно жестоко, так как девушке не хватило смелости сказать Питеру об этом заранее. Они поженились в спешке, когда услышали, что он приезжает домой, и все, что он получил — это письмо, объявляющее, что дело сделано, и напоминающее ему, что он сам разорвал с ней помолвку.

Я скажу, что Питер сразу пришел ко мне и признал, что он был глупцом.

«Хорошо, — сказал я, — ты получил свой урок. Не ходи и не выставляй себя дураком в другом направлении».

Таким образом, он возвратился к своей службе (я уверен) с явным намерением быть убитым, но получил лишь звание майора и вознаграждение за некоторую неожиданно удачную операцию по сбору сведений в немецком тылу. В 1918 году он подорвался и был засыпан землей в воронке от снаряда около Кодри, что послужило причиной длительного нервного срыва. После этого он обосновался у себя в квартире на Пиккадилли, с человеком по имени Бантер (он ранее служил сержантом и был ему предан), и начал приходить в себя.

Хочу сказать, что я был готов ко всему. Он потерял всю свою прекрасную открытость, никому не доверял, включая свою мать и меня, перенял малопонятную легкомысленность манер и позы дилетанта и стал фактически законченным комиком. Он был богат и мог делать, что хотел, и для меня стало родом сардонического развлечения наблюдать за усилиями послевоенного женского Лондона, пытающегося покорить Питера.

— Не может же, — сказала одна матрона, жаждущая заполучить Питера, — бедный Питер жить подобно отшельнику.

— Госпожа, — сказал я, — если бы он мог, он не был бы Питером.

Нет, с этой точки зрения я о нем не беспокоился. Но я не мог не думать, что для человека с его способностями опасно ничем не заниматься, и сказал ему об этом.

В 1921 году было дело об аттенбургских изумрудах. О нем никогда не писали в газетах, но оно произвело фурор даже в тот неспокойный период. Суд над вором был чередой захватывающих событий, и самый волнительный момент наступил тогда, когда лорд Уимзи направился к месту дачи свидетельских показаний как главный свидетель стороны обвинения.

Это была слава с местью. Для опытного офицера разведки, я предполагаю, расследование не составило каких-либо затруднений; но «благородный сыщик» — это было что-то новое и захватывающее. Джеральд был разъярен; лично я не возражал против того, что Питер делал, если он делал что-то. Я видел, что он получал удовольствие от работы, и мне понравился человек из Скотланд-Ярда, с которым он познакомился в ходе слушания дела. Чарльз Паркер — тихий, разумный, воспитанный парень, он стал хорошим другом и шурином Питеру. У него ценное качество — нравиться людям без стремления вывернуть их наизнанку.

Единственной неприятностью в новом хобби Питера было то, что это стало больше чем хобби, если это вообще можно назвать хобби для джентльмена. Вы не можете вешать убийц ради своего развлечения. Интеллект Питера тянул его в одну сторону, нервы — в другую, и я начал бояться, что они разорвут его на части. В конце каждого случая ему снились старые кошмары и контузия напоминала о себе. И вдруг Джеральд — Джеральд, большой болван, постоянно нападавший на Питера за его печально известную полицейскую деятельность и считавший, что это приведет его к полной деградации — обвиняется в убийстве и занимает место подсудимого в суде палаты лордов, которая выставила все усилия Питера далеко не в лучшем свете.

Питер вытянул своего брата из этой передряги и, к моему облегчению, поступил совершенно по-человечески, напившись по этому поводу. Теперь он признает, что это «хобби» — его законная работа на благо общества, и проявляет достаточный интерес в общественных делах, выполняя время от времени небольшие дипломатические поручения при содействии Министерства иностранных дел. За последние годы он стал немного свободнее в проявлении чувств, и существование этих чувств перестало его пугать.

Его самая последняя оригинальность проявилась в том, что он влюбился в девушку, которую оправдал в деле об отравлении ее возлюбленного. Она отказалась выйти за него, как поступила бы любая другая женщина. Благодарность и унизительный комплекс неполноценности не являются основой для супружества; положение было фальшивым с самого начала. На сей раз Питеру хватило здравого смысла прислушаться к моему совету.

— Мой мальчик, — сказал я, — то, что было неправильно для вас двадцать лет назад, — правильно сейчас. Теперь вы не невинные молодые люди, которые нуждаются в нежном обращении; вы — те, кто много пережил и страдал. Начни снова, — но я предупреждаю тебя, что ты будешь нуждаться во всей самодисциплине, которой когда-либо обучался.

Хорошо, он попробовал. Я не думаю, что когда-либо видел такое терпение. У девушки есть ум, характер и честность; но он должен научить ее брать, что гораздо труднее, чем уметь давать. Надеюсь, что они обретут друг друга, если не дадут своим страстям бежать впереди их воли. Думаю, он понимает, что в этом случае не может быть никакого согласия, за исключением собственной воли.

Питеру сейчас сорок пять, и он действительно остепенился. Как вы видите, мое влияние было одним из важных формирующих влияний в его карьере, и в целом я чувствую, что он оправдывает мое доверие. Он — истинный Делагарди, лишь с некоторыми чертами Уимзи (я должен быть справедлив), которые лежат в основе чувства социальной ответственности, не дающего английским землевладельцам быть полными неудачниками, откровенно говоря. Детектив или не детектив, он — ученый и джентльмен; мне было бы интересно посмотреть, каким он будет мужем и отцом. Я старею, и у меня нет собственного сына (о котором бы я знал); я был бы рад видеть Питера счастливым. Но, как говорит его мать: «У Питера всегда было все, кроме того, чего он действительно хотел», а я предполагаю, что он более удачлив, чем многие другие.

Пол Остин Делагарди