– Да, у меня… это… селезенка. Маленько того.

– К такой-то матери твою селезенку! Или ты с ними заодно? Держись меня и будешь как кот в масле! Ничего, закончим с этим делом, будешь подполковником. Я тебе обещаю. У меня, знаешь, какие связи в Москве!? Я сейчас позвоню в Москву кому надо, тут такой шум поднимется! Я их обоих закатаю в лагеря, мать их так и перетак! Никакая госбезопасность им не поможет!

– Да вроде не за что, товарищ подполковник, – майор взял стакан и опустил глаза, наткнувшись на яростный взгляд Щетинина.

Глава 14

Марита убрала руки со стола и зажала их между колен. Табуретка была привинчена к полу слишком далеко от стола. Тусклая лампочка под потолком едва освещала комнату. Стены выкрашены грязно-серой, почти черной краской. Человек, сидевший напротив нее, задал несколько вопросов, просматривал бумаги и молчал. Свет падал сверху и тени на его впалых щеках создавали впечатление, что у него густая, черная борода.

– Меня будут судить? – спросила девушка и в голосе ее, как и в глазах не было страха.

– Нет, что вы, – сказал Джанабаев, – вы наш сотрудник, и у руководства очень хорошее мнение о вас. Вы хорошо работали. У меня только один вопрос. Ваше решение прервать сотрудничество с нами, там, в Риге. Чем оно было продиктовано? Это как-то связано с немцами?

– Нет, – сказала Марита, – они ничего не знали. Я никому не сказала. Просто я устала. Тот, с кем я работала в Берлине, а потом в Латвии… у нас с ним был договор, что как только закончится война и моего отца освободят, то моя работа тоже закончится.

– Нам стоило большого труда найти вас.

– Понимаете, русские, то есть вы, были уже у Берлина, и я подумала, что если папу освободят, то… мне очень хотелось встретить его, чтобы он не вернулся в пустой дом.

– Вы думали, что они оставят вас в покое?

– Да, надеялась. Ведь они проиграли войну. Я думала…

– Тот, что вышел на связь здесь, вы его хорошо разглядели? – прервал ее капитан.

– Да, это был другой, не тот, что в Риге. Но он назвал пароль. У него шрам вот здесь. Ганс, тот, второй, называл его Ганс. Меня уже спрашивали, и я все написала. О том, что не знала, как выйти на связь и о том, что тот офицер, мой знакомый, он ничего не знал. Я все написала.

Да, хорошо написала, подумал капитан, и это точно Ганс Раупах, оперативный псевдоним «Мясник». Значит, Хохенштауф где-то близко. Это неразлучная пара. Вот ты и проявился, «Коршун»! Кто бы мог предположить, что он проявится в Бухаресте.

– Какие у вас с ним отношения? – спросил Джанабаев и уточнил, – с русским офицером. – Марита, почувствовав, что вопрос задан неспроста, хотела придвинуться ближе, но табурет был привинчен к полу.

– Понимаете, офицер, – сказала Марита доверительно, – мы любим друг друга. Это очень серьезные отношения. А что с ним? Мне сказали, что он тоже арестован. Но он ни в чем не виноват!

– Он задержан, и его скоро отпустят. И еще, Марита… – Джанабаев назвал ее по имени, и девушка подалась вперед, – по поводу вашего отца. Вы должны знать. Они расстреляли его. Два месяца назад. Держали его в тюрьме… Они обманывали вас. – Марита опустила голову. – Это письмо, если оно вам нужно, возьмите его.

Он ожидал, что она заплачет, но она подняла на него совершенно сухие глаза и сказала:

– Спасибо, офицер, – она взяла письмо и встала. – Я могу идти?

– Да, – сказал Джанабаев и тоже встал. – Будьте осторожны, хотя, по нашим сведениям, они ушли из Бухареста. Но всякое может быть. Постарайтесь выходить из дому пореже. Я распоряжусь, чтобы вам подключили телефон. Вот номер, вы должны будете позвонить в случае чего. Запомните?

– Да, я запомню. – Она задержалась у двери. – Мой… знакомый, Камал, с ним ничего не будет?

– Нет, – Джанабаев подошел к ней, – с ним все будет хорошо. Понимаете, он мой друг. И я вам обещаю, с ним все будет хорошо.

– Я вам верю, – сказала девушка. – Я чувствовала, что вас что-то связывает. Не смейтесь. Я это сразу почувствовала, как только увидела вас. Я вам верю.

Я им не верила, подумала Марита. Она зашла в кафе и заказала кофе. Я сама себя убедила, что верю им. Потому что не было надежды. А так была надежда, что они не тронут его. Я чувствовала, что его уже нет. Еще там, в Риге. Да, и дата написана другими чернилами. Он знал, что это письмо последнее и что его убьют. Он боялся навредить мне, мой папа. Мой милый папа. Папа, папа, папочка. Мой милый, любимый папочка. Я не буду плакать. Твоя маленькая девочка теперь совсем одна, а ты боялся этого больше всего на свете. Папа, папочка. Мой самый веселый и добрый папочка. Сволочи, они убили тебя. Сволочи. Я не буду плакать, подумала она и заплакала. Если б я могла убить их. Наверное, я смогла бы. Если бы это помогло. Нет, спасибо, не надо больше кофе. Лучше принесите воды. Но я теперь не одна, папа. Он такой же добрый и заботливый, как ты. Мы будем вместе всегда. Русские победили их. Я помогала им, как ты велел. Пусть это будет моя месть. Твоя девочка и русские солдаты отомстили им за тебя. Дева Мария простит меня за такие мысли. Потому что я ненавижу их. И за это Пресвятая Дева простит меня. А если не простит, то пусть так и будет. Я люблю тебя, папочка, и ты всегда будешь со мной, как и обещал в письме.

Глава 15

Джанабаев открыл дверь рывком и вошел, не постучавшись. Он сел рядом со Студеникиным и посмотрел на Щетинина. Подполковник был пунцовый от злости, видимо, распекал майора.

– Ну? – спросил Щетинин. – Капитан! Ты входишь – не спрашиваешь, садишься, тоже не спрашиваешь. Много на себя берешь, капитан! Я все-таки начальник спецотдела дивизионной разведки!

– А я оперуполномоченный по Южному фронту. Вы знаете по какому министерству. – сказал Джанабаев.

– А врага народа выгор-а-а-живаешь! Этот ваш старшина снюхался с немецким агентом в юбке. Помогал организовать диверсию. Если бы не бдительность и героизм майора Студеникина, нас бы уже всех похоронили.

– Из дела ясно, что взрыв предотвратил старшина Арбенов. Об этом свидетельствуют и показания нашего агента. И показания майора Студеникина. – Джанабаев постучал пальцем по папке с