— Не бойся, дедушка, он действительно может тебя вылечить, хоть я и не понимаю, как это получается.

— Нет, нет, он не должен касаться меня, — прошептал Йорг, чувствуя, что ребенок приближается к нему с протянутыми руками.

— Но ты же слеп, а я могу сделать так, что ты прозреешь, я правда могу это сделать, — сказал мальчик, припустив за ним. Его рука поймала край одежды, и на миг провидца охватила настоящая паника. Иесайя черной молнией метнулся со своей балки, и мальчик вскрикнул, упав на пол и прикрывая голову руками.

— Я не просто слеп, — отдышливо проговорил Йорг, на ощупь пробираясь мимо стола.

Иесайя снова взлетел под потолок, и женщина с мальчиком поднялись с пола, боязливо косясь на ворона. Слепой колдун почувствовал их опасливые взгляды. Мальчик грустно спросил:

— Ты не хочешь стать зрячим?

— Нет, малыш. Своими слепыми глазами я вижу очень и очень многое. Я слеп гораздо дольше, чем ты живешь на свете, и даже чем живет твоя мать. Меня вполне устраивает быть слепым.

Мальчик уселся на скамейку и весело сказал:

— Ну ладно, тогда я не буду к тебе прикасаться.

— Он что, пытается прикоснуться ко всем больным и увечным? — спросил Йорг.

Молодая женщина кивнула, потом, сообразив, что слепой колдун не видит ее жеста, глухо ответила:

— Да, господин.

— Я не господин, я просто слепой нищий, которому нужен крепкий паренек, чтобы показывать дорогу.

— О, это я могу! Можно, мама?

— Ты хочешь покинуть меня?

— Совсем ненадолго, ма. Кроме того, ведь я же говорил. Мне снилась война, а ты ведь знаешь, что я могу пригодиться.

Йорг почувствовал, что у него невольно раскрылся рот, и кожей ощутил страдальческий взгляд, который бросила на него женщина.

— Ты не знаешь, о чем просишь, дедушка, — сказала она. — Томас не обычный мальчик. Тебе нелегко будет уберечь его.

— Сколько тебе лет?

— Восемь, — невозмутимо ответил Томас. — Ну почти восемь.

— Ты хочешь пойти со мной?

— А мне придется просить милостыню?

— Нет, если ты этого не хочешь, хотя это отличный способ узнавать новости. Понимаешь, люди не обращают внимания на нищих.

— Еще ни разу не случалось, чтобы меня не заметили.

— Ну что ж, значит, придется научиться быть незаметным, мой мальчик, поскольку лишнее внимание нам совершенно ни к чему.

— Ты действительно собираешься забрать его? — спросила мать, в ее голосе слышались одновременно гнев, печаль, сожаление и облегчение. — А мне нельзя пойти с вами?

Йорг покачал головой.

— Извини. Трое — это уже толпа, а толпе трудно остаться незамеченной.

— Что ты хочешь с ним сделать?

— Я собираюсь взять его с собой, в Белые горы, и научить его пользоваться своими способностями. Он будет моим учеником и помощником. Потом, когда придет время, мы найдем ему дело. Твой сын прав, женщина, грядет война, и знамения не предвещают ничего хорошего. Мы живем в тревожные времена, милая, а дар целителя — редок и драгоценен. Не бойся, я не допущу, чтобы с ним что-либо случилось.

— Значит, ведьмы вернутся? — пискляво спросил мальчик.

— Если на то будет воля Эйя, — ответил слепой провидец.

Темнота уступила место красной пелене боли, и Изабо тихонько застонала, приходя в себя. Сквозь тупое оцепенение пробивались грубые голоса, в которых звучали растерянность и страх.

— Искательница снимет с нас головы!

— Позови стражников! Скажи им — ведьма убила Старшего Палача!

— Пусть кто-нибудь унесет тело. Да не топчись ты по крови, болван!

Изабо со стоном отвернулась от света.

— Ведьма приходит в себя. — В голосе слышался неприкрытый страх. — Может быть, врезать ей еще раз?

— Оставь ее в покое; на суде она должна быть в сознании. Но цепи все-таки не снимай.

— Но если они не помешали ей убить Старшего Палача, то почему же она не сбежала?

— Должно быть, услышала, что мы идем, — отозвался другой солдат, потом воскликнул: — Конечно! Вот что мы скажем Искательнице. Гнусная ведьма сбежала бы, не услышь мы подозрительного шума и не зайди проверить.

— Я ничего не слыхал.

— Можешь так и сказать ей, если хочешь. А я услышал шум и прибежал как раз вовремя, чтобы предотвратить побег, но слишком поздно, чтобы спасти Старшего Палача.

— Должно быть, она очень сильна, если ей удалось убить барона Ютту. — В голосе снова был страх.

Второй стражник шумно сплюнул на пол.

— Чем скорее мы скормим ее ули-бисту , живущему в озере, тем лучше. А жаль, хорошенькая была девчонка.

— Ну, сейчас она страшна как смертный грех.

— О, я ни за что не прикоснулся бы к ведьме, даже к самой хорошенькой. А вдруг мое главное достоинство высохнет и отвалится, что я тогда буду делать?

Изабо то проваливалась в темноту, то вновь выныривала из нее, в ушах странно гудело. Хриплый хохот солдат был неестественно громок. Она попыталась сжаться в комок, но обнаружила, что прикована за лодыжки и запястья.

— Она шевелится. — Свет приблизился к Изабо — она застонала и помотала головой из стороны в сторону. — Он расплющил ей руку. Взгляни только.

— Смерть всем ведьмам! — благочестиво сказал другой.

— Она совсем девочка. Вряд ли она старше моей сестренки, а той всего пятнадцать, Я думаю, ей очень больно. Какая подлость.

Стражник разжал тиски, и в искалеченные пальцы хлынула кровь. Изабо закричала, снова теряя сознание.

Когда Изабо опять пришла в себя, она лежала на полу, прикрытая одеялом. Пошевелившись, она с радостью обнаружила, что может двигаться, и сжалась в комочек под грубой материей, пытаясь найти защиту от свирепого холода. Долгую минуту она пыталась вспомнить, что произошло, но потом увидела на полу длинное тело, прикрытое красным плащом, и все вспомнила. Она тут же пожалела об этом. Тело отозвалось такой болью, что Изабо тихонько заплакала.

— Тихо, ведьма, — сказал грубый голос Блайна. — Молчи и не двигайся, а то получишь еще. Суд решили ускорить — ты слишком опасна, чтобы позволять тебе прожить лишнюю ночь.

Изабо было так больно, что она с трудом поняла то, что ей сказал гвардеец. Все, чего ей хотелось, — поскорее заснуть. Она со вздохом закрыла глаза. Рядом раздались голоса и топот, потом снова наступила тишина. Должно быть, она задремала, потому что проснулась от запаха нюхательной соли, поднесенной к самому носу.

— Вставай, пора идти в суд.