Но М.Р. сжег блокнот в камине, улегся на кровать и закрыл лицо газетой. С компаньоном он не разговаривал до самого вечера.

— Потому что все равно бессмысленно! — открыл он, наконец, рот, когда Д.Э. Саммерс окончательно приобрел унылый вид, как ни насвистывал себе под нос.

— Что это бессмысленно?

— Я даже согласен считать твою живопись иллюстрациями, — обрадовал Дюк и приподнялся на локте. — Но кому все это нужно? Ты понимаешь, что это не сюжет, а ерунда, дребедень, овечьи какашки?

— Не знаю, — честно признался Д.Э.

Он пролистал все написанное в блокноте, не глядя, и теперь боялся в этом признаться.

Дюк вскочил, забегал взад-вперед, а потом ушел покупать ужин и сказал, что ему нужно прогуляться одному. С лестницы еще было слышно, как он жалуется и ругается сам с собой.

— Не сюжет! — продолжал он, вернувшись, швырнул пакет на стол, плюхнулся в кресло и стал вертеть в пальцах вере-вочку.

— Понял, понял, не сюжет, — Д.Э. вытащил веревочку у компаньона из пальцев и дал взамен сандвич с курицей. — С чего ты решил-то?

— Вот! — закричал Дюк и швырнул сандвич на кучу газет. — Вот же я об этом и говорю! Понимаешь?

— Нет, — помотал головой Д.Э. — Объясняй.

М.Р. отобрал у него бутылку с молоком.

— Пропало, — сказал он, поморщившись.

— Да что ты заладил: «пропало, пропало»! — возмутился Д.Э. Саммерс. — Может, еще ничего не пропало. Сейчас поймем, почему тебе так кажется, и станем думать!

— Забирать вовремя надо потому что, — М.Р. все-таки бутылку не отдал, — а не дрыхнуть весь день потому, что до утра по бильярдным болтались. — Теперь опять вместо сна заседание клозетпарламента будет.

Тут до Джейка все-таки дошло, он забрал молоко, понюхал.

— Да ничего не пропало! Коровами пахнет, вот и все.

М.Р. на всякий случай тоже понюхал.

— Ну, может, и навозом, может, ты и прав, — согласился он. — Хотя если честно, вот так, положа руку на сердце — дерьмо дерьмом.

— Я, между прочим, ем, — сообщил Джейк.

Но компаньон продолжал прохаживаться по комнате. Взадвперед. Взад-вперед.

— Просто, понимаешь, какая штука, — говорил он. — У всего на свете должен быть смысл. Цель. Вот ты, например, искал-искал, думал. Куда бы так приложиться, чтобы и приключения, и шило это, которое тебе посидеть спокойно не дает…

— Да ты бы насмотрелся с мое покойников! — обиделся Д.Э. — Небось тоже время ценил на вес золота.

— Чего? — М.Р. сдвинул черные брови.

— Того самого.

Д.Э. вытащил сигареты.

— Мрут, как мухи, — объяснил он, прикуривая. — Кто в двадцать лет, кто в тридцать. Кто от печени, кто от простуды, кто от делать нечего. А вдруг я завтра умру?

— Ты что, рехнулся, что ли? — икнул М.Р. и вцепился зубами в сандвич. — О чем это я? А, шило. Ну да, шило. Тебе-то хорошо: авантюры. А мне?

— А что тебе?

— А мне ведь нужно писать ради чего-то! Что-то сказать. О чемто спросить. Ну, или там найти что-нибудь этакое, важное, о чем никто раньше не думал! Чтобы от моей писанины польза была!

— Ты понимаешь, какая вещь, — задумчиво сказал Джейк. — Мне вот тоже маловато. Жмет, как тесный пиджак под мышками. Хочется чего-то…

— Вот! — Дюк обрадовался горькой радостью самоубийцы, которому по-дружески предложили револьвер калибром побольше. — Наконец-то ты понял. Допустим, наши с тобой похождения. Сами по себе они — штука смешная. Ну и что?

— Что «ну и что»? — удивился компаньон. — Смешная. Отлично.

— Да никому это не интересно! — опять обозлился М.Р. — Ну, напишу я рассказ-другой про двух балбесов — и что?

— Не знаю, что. Может, напечатают.

— Не напечатают, — тон М.Р. сделался зловещим. — Поверьте мне, сэр, на слово: это не напечатают!

— Ну и зануда вы, сэр! Ты же даже не пробовал! Вполне себе поворот, между прочим. Был журналистом, станешь писателем!

Тут помрачнел Д.Э.

— Да кому мы нужны? — отмахнулся Дюк. — Всякого чтива сейчас столько, что прочитать — жизни не хватит. Но даже, если бы ты был прав, опять: ну и что? Я же сто раз тебе говорил: чтобы написать что-то стоящее, нужно, чтобы было, о чем писать. Чтобы происходило стоящее! Настоящее дело!

Джейк закусил губу и ничего не ответил.

— Джулия, — продолжал страдать компаньон, — даже лучше, чем любая выдумка была, понимаешь? Мы же ее не только ради денег придумали, мы пытались…

Оба джентльмена посмотрели друг на друга и решили не уточнять ту глупость, сделать которую они пытались.

— При этом, — сказал Джейк, — мы любили деньги и мы любили дело, которое нам их приносило. В равной, я бы сказал пропорции.

Фокс, слушавший разговор, незримо стоя за спиной Д.Э., весело смеялся.

— Я же все сделал, как вы сказали! — покраснел искатель приключений, осознав, что скопировал не только слова, но даже тон и интонации. — Все в точности!

Авантюрист вытер проступившие слезы.

— Да, — очень серьезно сказал он, — не могу отрицать: ваше занятие не назвать иначе, как искусством.

— Но? — Джейк почувствовал, что у него замерло сердце.

— Но? — ехидно переспросил Фокс. — Отчего вы решили, что я имею в виду некое «но»?

И прежде, чем искатель приключений успел обидеться, исчез.

Дюк пододвинул ногами стул и сложил на него ноги, скрестив лодыжки в красных носках.

— В пропорции-то в равной, — хмыкнул он. — Это ты что хочешь сказать, что был по-настоящему счастлив?

Джейк молчал.

— И что, ты всем доволен? — с гаденькой улыбкой поинтересовался Дюк. — Готовы продолжать, сэр? Это же совсем просто: взял другое имя — и впаривай публике дальше всякие смешные штуки. А?

— Нет, — ответил компаньон. — Нет. Должно, наверное, но нет. Я доволен… почти, но что-то меня не устраивает.

— Так что же, что?!

Джейк взгромоздил ноги на стол и уставился в потолок.

— Скажи я это кому-нибудь другому, — произнес он медленно и задумчиво, — меня, наверное, засунули бы в сумасшедший дом. Но ты понимаешь…

Д.Э. помедлил.

— Ну? — поторопил Дюк.

— Ну, как будто бы после того, как мы вернулись с китобоя… или нет, не так: после землетрясения…. тоже наверное, не то. После того, как мы провернули это дело с борделем…? Одним словом, после того, как жил трудно, жить легко — скучно. Как будто…

— Как будто китобой, какими бы паршивыми моряками мы с тобою ни были, — голос М.Р. прерывался, — это было настоящее дело. Противное, но настоящее. А все вот эти вот штучки — они хороши один раз. Ну, два. Но это игрушки. Баловство.