Он отпихнул ногами стул. Стул отлетел и упал, задравши ножки.

— Оно приносит деньги, на которые можно жить, но оно все равно — игрушки, понимаешь?

— Я понимаю одно, — сказал Джейк, — что вы, сэр, повесили нос. Человек с повешенным носом счастливым быть не может. Ну, упокоились Джулия и доктор Лароз. Ну, и мир их праху. Деньги у нас есть, придумаем еще. Настоящее дело.

Он потянулся за сигаретами. Дюк пожал плечами. Физиономия его была скорбной.

— Что, что придумать-то?

Компаньон молчал.

— Знаешь, чем все кончится? — противным голосом спросил М.Р. — Мы же ничего с тобой не умеем толком: книжек, вон, кучу прочитали, а пользы от этого — только дураков морочить и трястись, что поймают. И, значит, рано или поздно кураж пропадет, станет нам тошно, наймемся мы с вами, сэр, на консервную фабрику, да там и сгнием. Можно еще наняться золотарями — ради острых ощущений, и полоскать мозги встречным прохожим своими унылыми рассуждениями. Самое место для балбесов, уставших валять дурака.

Компаньон молчал.

— И буду я, как Лысый, — Дюк придержал подрагивающее запястье, чтобы прикурить. — Я — песчинка, ты — песчинка, что бы ты ни сделал, ничего не имеет смысла.

Он сделал книксен.

Джейк выкинул окурок в окно.

— Беда с этой богемой, — сказал он, захватывая со спинки кресла пиджак. — Жизнь и так пролетает — ахнуть времени нет, а у вас то кризис, то вдохновение пропало, то муза на свидание не пришла. Пойдемте, сэр. У меня есть идея.

Пятнадцатого августа тысяча девятьсот девятого года в холле меблированных комнат по Парк-бульвар, девять, Сан-Диего, раздался телефонный звонок. М.Р. Маллоу, то есть, конечно, Р.Т. Козебродски, как раз пристегивал запонки, стоя перед зеркалом небольшого трюмо в четвертом номере: две кровати, трюмо, стол, два кресла и камин.

— Мистер Козебродски! — закричала снизу хозяйка. — Это вас!

Пришлось нестись по лестнице стремительными прыжками с хлопающей расстегнутой манжетой.

Дюк схватил трубку.

— Да… да… Да! Мисс Райкрофт, ну конечно, какие могут быть вопросы! Приходите прямо сейчас… нет, лучше, все-таки, через час, я покажу вам упоительные гравюры! Да, в половине третьего будет как раз! Великолепно! Жду!

Но не успел он положить трубку, опять раздался звонок.

— Да! Для вас — никогда! Ну, Эйлин, дорогая, как я могу сказать вам «нет»! В пять часов в «Старом квакере»? Э… Чем мне искупить свою вину, если я все-таки немножко опоздаю и буду к шести?

Но это был невезучий манжет.

— …и что вы ему сказали? — хохотал М.Р., прислонившись спиной к стене, вытянув ноги и сложив их одна на другую… — Толстый навозный жук, пусть вообще скажет спасибо, что вы пускаете его в гримерную. И что? И что? Что-что? Китти, вы сорванец. Конечно, я буду, какие могут быть вопросы, это же ваш спектакль! Что? Мистер Саммерс где-то бегает, не знаю, где именно. Нет, не передам ни за что! Потому что вы меня специально дразните. И не оправдывайтесь! Ну хорошо, только ради вас!

Хлопнула дверь, вошел Ланс Э. Лауд и с видом глубокой усталости помахал бумажным пакетом.

— Опять? — спросил компаньон. — Фи и ветер далеких странствий?

Оба поднялись в комнату. Компаньон молча скинул пиджак. Снял рубашку, повесил на спинку стула.

Спустил с плеч подтяжки, со всем старанием заправил за пояс брюк полотенце.

Реноме последнего дела, которым они занимались вот уже почти три года, обязывало к тряпкам дорогим, а второй костюм двое джентльменов позволить себе не могли.

Джейк зажег горелку, достал сковороду, шмякнул на нее колбасу из пакета. Колбаса шипела и плевалась. Д.Э. переворачивал ее вилкой, отклячив зад и отскакивая, чтобы спастись.

На стене уравновешенно тикали часы. М.Р. покосился на них — без пятнадцати два. Компаньоны приступили к обеду.

— Ну, — поинтересовался М.Р. Маллоу, — что опять-то?

Д.Э. Саммерс мрачно жевал.

— Рассказывала, как прекрасно училась в пансионе.

— Что, все два часа?

— Да.

— А ты?

— Попробовал рассказать, как вместо школы ходил в Публичную библиотеку. Барышня страшно обрадовалась. Что, говорит, Мопассана читали? Нет, говорю, Майн Рида и Фенимора Купера.

— А ты что, Мопассана не читал? — поинтересовался М.Р.

Д.Э. по физиономии компаньона понял, что Мопассана не читал зря.

— А она что? — продолжал Дюк.

Компаньон воткнул в колбасу вилку. Колбаса обиделась и плюнула. Ее обозвали непечатным словом.

— Сговор какой-то, — Д.Э. дул на обожженную руку. — Женской масонской ложи. Вздохнула, глазами сделала. Приходите, говорит, завтра, я познакомлю вас со своей маменькой. Зуб даю: уже прикидывает, как будет меня перевоспитывать, и как благодарен я ей за это буду!

— Сэр, ну вы, как маленький, — Дюк поправил полотенце за воротником. — Я же сто раз тебе говорил: женщины и правда — две вещи несовместные!

Д.Э. отозвался: «Да и черт с ней!»

— С чем? — тоже с полным ртом спросил М.Р. — С правдой? Или с этой твоей феей?

— С обеими.

М.Р. прожевал колбасу и опять покосился на часы: два ровно.

— Э-э-э… — протянул он. — Слушай, у меня свидание. Ты, надеюсь, никого не ждешь?

— Не-а, — помотал головой Джейк. — Верен своей даме.

Он встал из-за стола, оделся и взял шляпу.

— Если понадоблюсь, буду на бильярде. Или «Клондайк» на Двадцать восьмой, или на Оливвуд-Терас.

Д.Э. подумал.

— Или в борде… — начал он. — Хм, нет, туда мне финансы не позволят. Значит, либо «Клондайк» либо Оливвудд-Терас.

М.Р. Маллоу сидел в кафе «Старый квакер» на Хайленд-авеню, недалеко от того места, где находилась открытая три года назад фабрика фильмов «Лауд и Козебродски», о которой барышням знать было не положено. (Для барышень и М.Р., и Д.Э. были торговыми агентами: скучная работа, о которой почти никогда не расспрашивают.) Напротив хихикала Эйлин Купер и ее подруга с зеленой лентой в волосах.

— Та же, что была во вторник? — мучительно соображал М.Р. про эту последнюю, — или это лента? Ведь как просто в заблуждение ввестись-то, а. Они, чертовки, что-то зеленое полюбили прямо все, а не могу же я признаться, что имя забыл. В третий раз — как хотите, слишком!