— Я же говорил, — почему-то сказал Игорь Васильевич, когда фары выхватили собаку из темноты, а она оглянулась, сверкнув зелеными точками глаз.

— Ты хотя бы знаешь, где тут нужный дом искать? — спросил Молодой, опередив вопрос Игоря.

— На карте смотрел, — сказал Игорь Васильевич, — но я не особо внимательно смотрел, потому что думал, нас Фил повезет.

— А мы дома не перепутаем? — опасливо сказал Молодой.

— Господи, ты-то что беспокоишься, не тебе ведь идти, — не выдержал Игорь Васильевич.

Домики, казавшиеся издалека бесформенными, вблизи нисколько не приобрели в отчетливости. Когда под колесами машины зашумел гравий, а населенный пункт обступил их со всех сторон, Игорю стало казаться, что он спит и его мозг придумывает детали сна. Накренившиеся в сторону дороги темные доски заборов, кирпичная стена, рабица — выныривали из темноты и сменялись близкими кустами, скребущими по стеклам, остовом грузовика с ржавой кабиной, те, в свою очередь, сменялись скелетами теплиц и покосившимися сарайчиками. Несколько раз Игорь видел как будто одну и ту же водозаборную колонку, стоящую под слабым углом ко льду в ее основании, и решил, что они заблудились и не добираются до места, а кружат. В этом антураже колонка походила на скромный надгробный памятник. Там и сям не очень старательно лаяли ленивые деревенские собаки.

— Всё. Выходим, — сказал Игорь Васильевич, остановив машину.

Игорь вытащил из рук Молодого ведро, взял его под мышку и полез наружу. Задними колесами машина стояла прямо в огромной луже, в которой плавали треугольники тонкого льда. Игорь осторожно спустился, проверяя глубину этой лужи, и пошел к Игорю Васильевичу, притапливая куски льда подошвами ботинок.

Молодой постучал им в окно.

— Что тебе? — тихо спросил Игорь Васильевич, угадав паузу, когда собаки не лаяли.

— Вы мне хотя бы пистолет оставьте, — заявил Молодой.

— От кого ты отстреливаться собрался? От бабаек? — злым полушепотом вопросил Игорь Васильевич, видимо, шум, который подняли собаки, его нервировал. — Запрись изнутри и чужим дядям не открывай.

Молодой прошипел в ответ что-то злое и беспомощное. Игорь усмехнулся, однако в глубине душе был рад, что это он идет с Игорем Васильевичем, излучавшим ощущение безопасности даже в таком мрачном месте.

Шумно помешивая ботинками смесь гравия и талого снега, они прошли чуть дальше по улице и повернули направо. Игорь зачем-то оглянулся на машину, которая, несмотря на то что была забрызгана грязью, белела среди пустой улицы, как луна.

За поворотом стоял одноэтажный сельский клуб с колоннами, переделанный в церковь. То, что это теперь церковь, а не клуб, можно было понять по приделанной к козырьку маковке с православным крестом, чернеющей на фоне почти черного неба. В окнах церкви тускло горел свет и кто-то ходил, Игорь не удивился бы, если бы это оказался какой-нибудь местный Хома Брут, отпевающий местную панночку.

— Хрена ли ты ежишься, — покосился на Игоря Игорь Васильевич, — ты думаешь, тут сейчас страшно? Ты тут днем не был. Днем бы твоей интеллигентской натуре еще бы страшнее стало от вида местных лиц.

С этими словами Игорь Васильевич скользнул в непроницаемую темноту под погасшим уличным фонарем, Игорь шагнул за ним и споткнулся обо что-то твердое, металлическое, больно ударившее его по лодыжке. Игорь Васильевич, весело поблескивая глазами на болезненное шипение Игоря, уже отгибал доску в высоком заборе, покрытом сверху колючей проволокой, затем ловко скользнул внутрь образовавшейся щели и затащил прихрамывающего Игоря за собой, так что тот не успел спросить даже, нет ли во дворе, как это бывает, «осторожно, злой собаки». Потому что, судя по окружавшему их лаю, собаки были повсюду.

Они стояли на краю длинного огорода, как бы вздыбившего спину от того, что в местную глинистую почву каждый год насыпали свежих удобрений и навоза, но только по центру, а по краям никто ничего не сыпал. Из-за снега, все еще лежащего на земле, горб огорода казался еще больше. На другом конце участка, где по периметру были понатыканы кусты малины, стояли слева направо, в порядке перечисления: дровяник, дом, крыльцом к огороду, и вертикальная будка туалета. Над крыльцом горела тусклая лампочка под колпаком, и колпак слегка покачивался от ветра.

Игорь Васильевич решительным шагом направился к дому, Игорь, пытаясь не отставать, поспешил приноровиться к его широкому шагу, что было трудно, потому что снег лип к ногам. Игорю было интересно, не найдут ли их потом по этим следам, когда начнется расследование убийства.

Ближе к дому снег был плотно утоптан, в сторону туалета вела тропинка, как бы прочерченная по линейке, по высоте сугробов вдоль тропинки было видно, как много снега нападало этой зимой.

Игорь Васильевич поднялся по двум из трех ступенек крыльца и пооббивал ботинки об третью, затем, поглядывая на Игоря, надел на руки перчатки. Игорь шагнул к нему, но тот показал жестом, чтобы Игорь за ним не шел. Игорь стоял прямо напротив двери, Игорь Васильевич зачем-то показал рукой, чтобы Игорь отошел в сторону, тот сделал послушный шаг вправо, но Игорь Васильевич помахал рукой еще раз, и в этом махании чувствовалось легкое раздражение; Игорь сделал еще один шаг вправо, при виде которого Игорь Васильевич удовлетворенно кивнул. Игорю это напомнило групповое фотографирование в школе, когда пришлый фотограф расставлял учеников по рядам и двигал их по своему усмотрению то левее, то правее.

Игорь Васильевич подошел к двери и на всякий случай проверил, закрыта она или нет. Дверь оказалась незапертой. Игорь Васильевич обернул к Игорю хмурое лицо, казалось, он почему-то не знает, куда девать напарника. Приоткрыв дверь, Игорь Васильевич осторожно заглянул внутрь сплошной темноты. Из темноты раздался старческий голос, сказавший что-то торжествующее. Игорю показалось, что голос произнес: «А я вас ждал, ребята».

Изнутри дома послышался отчетливый одиночный хлопок, от которого собаки вокруг совершенно зашлись в лае, к прежним голосам добавились голоса тех, которые до этого молчали. Игорь безошибочно опознал в хлопке выстрел и остолбенел, не зная, что делать, до этого он в перестрелки как-то не попадал. Игорь Васильевич метнулся внутрь дома и пропал, будто возле самого порога был открытый погреб, и он туда провалился. Игорь остался один на один с погодой, которая покачивала фонарем, поскрипывала дверью дома, обитой дерматином, и шумела в телеантенне на крыше. На наличниках двух окон, обращенных к Игорю, были вырезаны геометрически выверенные цветы, растрескавшиеся от времени, краска с них давно слезла. Когда в одном из окон загорелся свет, Игорь даже вздрогнул от неожиданности. В окне, к облегчению Игоря, появилась фигура Игоря Васильевича, который жестами манил его внутрь.

Игорь прошел в дом. В сенях было неожиданно холодно, как в рефрижераторе, Игорь осмотрелся, не зная, куда деть себя в темноте. Дверь в жилое помещение угадывалась по узкой полоске света вдоль одного из дверных косяков и тускло светящейся запятой замочной скважины.

Задевая головой что-то вроде веников, подвешенных под потолком, Игорь пошел на свет. Если на улице было ветрено и мокро, а в сенях холодно и сухо, то в самом доме было жарко и слегка пахло углекислотой, как будто кто-то поднес Игорю под нос стакан копеечной советской газировки без сиропа. Игорь потопал по полу, обтряхивая снег с ботинок на связанный из тряпочек круглый половичок, похожий на мишень.