Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что за херня? — спросил Игорь. — От чего он умер-то? От грибов, что ли?
— Да какие, на хрен, грибы, — окрысился Игорь Васильевич, будто Игорь сморозил какую-нибудь неуместную глупость, или же был непосредственно виноват в смерти Фила.
— На инфаркт похоже, — более спокойно сказал Ринат Иосифович, — Сергей Сергеевич уже вызвал Олега, люди его приехали, похозяйничали, констатировали смерть от инфаркта и увезли тело.
— Ну да, узнаю Олеженьку, — сказал Игорь Васильевич с горечью, — но он просто так не спрыгнет.
Игорь Васильевич твердой походкой удалился в помещение котельной для того, чтобы добраться до телефона и высказать Олегу, что он о нем думает.
Дабы не стоять, как истукан, от таких новостей, Игорь сподвиг Молодого затащить бандуру из «Газели» в котельную. Молодой поартачился для вида, предлагая оставить все как есть, только загнать машину в гараж, но, видно, сам не знал, что делать в таких случаях, и согласился, чтобы тоже чем-то себя занять.
После того как бандура была засунута в кабинет Молодого, отпыхивающийся Игорь заперся в своей каморке и несколько раз пересаживался с места на место: со стула на подоконник, с подоконника на край стола, с края стола опять на стул. Если бы Олег не увез труп Фила, можно было бы прийти и посмотреть, и поверить в эту смерть. Хотя Игорь сомневался, что решился бы на осмотр покойника, но, может быть, и решился бы, кто знает. Теперь же, в атмосфере той паранойи, куда они сами себя погрузили, можно было решить, что все это — очередная игра Олега, а Эсэс и Ринат в ней статисты, чья роль — сообщить ложь. С тем же успехом Фила могли перекинуть в какой-нибудь другой отдел или просто избавиться от него за ненадобностью. Игорь уже твердо решил для себя, что не будет верить ничему происходящему в отделе, если оно не будет происходить прямо у него на глазах.
И тут Игорь подумал, что на самом-то деле знал, что боль в левой руке может быть одним из симптомов инфаркта, потому что его дед умер точно так же. Не верилось, что Фил, находящийся почти в том же возрасте, что и сам Игорь, может умереть от болезни сердца, как шестидесятидевятилетний сморщенный старикашка, сухощавый от лыж и пробежек по парку. Игорь отделял свою семью от других людей, хотя и знакомых, но все равно чужих. Эти чужие люди умирали как-то по-другому, не так болезненно для Игоря. Соединить симптомы Фила и деда Игорь не мог потому еще, что дед его не угорал по маленьким мальчикам, а был ветераном войны и труда, и в голове просто не укладывалось, что такие разные люди могут умереть от одного и того же. Тем более что дед был для Игоря авторитетом, а Фил вызывал иногда даже некоторое отвращение рассказами о своих приключениях в Интернете.
Через несколько дней Игорь удивится рассказу Рината Иосифовича о том, что тот не чувствует горя по поводу смерти Фила. Однако в первые часы после известия об этой смерти он и сам как-то не очень переживал по поводу этой утраты, и когда пошел в курилку, чтобы не быть одному, — ведь по возвращении домой ему и так предстояло снова остаться в одиночестве, — а в курилке стояли Игорь Васильевич и Молодой, причем у Молодого глаза были явно на мокром месте, самому Игорю пришлось всячески корчить печальное лицо.
В курилке Игорь узнал, что отец Игоря Васильевича тоже умер похожим образом, тоже от сердечного приступа. Игорь Васильевич переживал, что не углядел за Филом, но Игорю теперь казалось, что это такая игра в скорбь. Он вспомнил, как в третьем, что ли, классе, один из его одноклассников навернулся с дерева вниз головой и весь класс заставили стоять в как бы в почетном карауле, и это было невыносимо ужасно. Игорь старался не смотреть на покойника, но краем глаза все равно видел зеленоватое пятно его лица. В итоге одну из одноклассниц во время такого стояния стошнило чуть ли не в гроб, и караул прекратили, но поволокли класс сначала на похороны, потом на поминки. На похоронах Игоря угнетали бабки-плакальщицы и родственники покойника, как бы соревновавшиеся в рыданиях, и мать умершего одноклассника, пытавшаяся залезть в зарываемую могилу. На поминках Игорь не успел сесть среди других детей, а попал почему-то за стол вместе со старушками, от одной из которых несло мочой, а от другой — прогорклым маслом; старушки совали Игорю какую-то еду, говоря, что чем больше Игорь съест, тем слаще будет покойнику на небушке. Это было еще хуже, чем стоять в карауле.
Потом был еще отец одноклассницы, повесившийся от несчастной любви к соседке по лестничной площадке. В караул никого не ставили, но на похороны и поминки потащили тоже весь класс. Опять были плакальщицы, опять женщина пыталась залезть в могилу, ее оттаскивали родственники, а она подгибала ноги и пыталась проползти по растоптанной глине до прямоугольной глиняной дыры.
Игорь испытывал облегчение от того, что в отделе такого не будет. Он был почти благодарен Олегу за утилизацию трупа, а особенно за то, что не будет плакальщиц, не будет поминок, а если и будут, то только сугубо в мужской компании, среди Игоря Васильевича, Сергея Сергеевича и Молодого. Игорь Васильевич сказал, что не даст никому из тех, кто с ним работал, пропасть без вести, как бы этого ни хотел Олег, что он уже давно приготовил специальные урны для праха — заказал у знакомого токаря контейнеры в виде гильз, и гильз этих в «Голливуде» лежит еще штук тридцать. Так что осталось лишь отнести контейнер знакомому гравировщику по металлу, чтобы он сделал нужную надпись, потом получить прах Фила, или то, что Олег принесет вместо этого праха. Прах Игорь Васильевич планировал передать вдове: как бы она ни относилась к покойнику при жизни, она имела право знать, что он умер. Из этого рассказа Игорь почерпнул лишь одно: Игорь Васильевич не особо доверяет Олегу, и сам не очень-то верит во внезапную смерть Фила, Игорь Васильевич как будто точно знал, что если бы появился Олег и забрал Фила, а остальным приказал помалкивать — те бы точно не проговорились. Игорь тоже был в этом уверен.
Из-за этой неопределенности Игорь не стал спать дома с включенным светом либо работающим телевизором, как непременно бы сделал, если бы увидел труп Фила своими глазами, и не ударился снова в тщательную уборку всей квартиры. Чтобы доказать себе, что Фил не отравился собственным супом, Игорь съел этот суп и целый день ждал, как съеденное на него подействует. Само собой, суп не подействовал никак.
Игорь совершил ошибку, когда нарушил правило не смотреть местные новости после допросов. Местный телеканал рассказал про курильщика, уснувшего в постели и задохнувшегося дымом. Журналист серьезным, даже этаким озабоченным голосом говорил, что пожарная команда подъехала в течение восьми минут после того, как было замечено возгорание, но, к сожалению, мужчину шестидесяти трех лет спасти не удалось. Оператор показал комнату, покрытую копотью, черный от сажи телевизор, кровать с прогоревшим отверстием в одеяле, похожим на кратер потухшего вулкана, снимаемый с высоты. Про автомат Калашникова журналист умолчал. Даже через голос диктора было слышно, как лают собаки. Потом почему-то показали, как усталые пожарные курят возле дома под черным ночным небом. Один из пожарных дал короткое интервью, не интервью даже, а несколько реплик про то, до чего доводит халатность некоторых граждан. Монтаж обрывал слова пожарного на полуслове, Игорю это показалось оскорбительным. Ночная съемка придавала дому и окрестностям еще больше заброшенности и ужаса. Оказывается, между домом и дровяником были протянуты бельевые веревки, провисшие от времени, оператор, видно, в художественном порыве пустил их в кадр, и они, покрытые инеем, покачивались на ветру, подсвеченные фонарем камеры. Игорь не понимал одного, как соседи не услышали выстрел и при этом увидели дым.