Всякий раз, когда я смотрю вниз из самолетного иллюминатора или выглядываю из окна верхнего этажа высотного дома, меня поражает, как много сил и средств расходуется впустую. Человеческий мозг, драгоценная биологическая система, способная выбирать, какие клапаны нажимать на кларнете, и рассчитывать математические кривые, по нашему приказу вынужден распоряжаться газом и тормозом и рулить машинами на дорогах, где царит хаос и стоит один раз дернуться, на миг отвлечься — и тебя ждет смерть. Я, как инженер, все не могу дождаться, когда наконец появятся настоящие решения задачи о безопасности дорожного движения, а не уловки «по мере поступления» вроде бамперов и «зон смятия». Сегодня этот процесс уже идет. Машины с ручным управлением исчезнут из повседневной жизни как элементы системы, которая, как мы скоро поймем, просто до нелепого опасна и неэффективна. Мы с радостью примем более удачные проекты, как уже неоднократно делали в прошлом.

Первые самоуправляемые машины не смогут быть полностью автономными, их системы будут не лучше и не умнее, чем люди, их создавшие, — но, поверьте, это прекрасное начало. Они будут улучшаться, и очень быстро. Это уже происходит. Затем, когда несколько инженеров решат все задачи, связанные с самостоятельным движением, — научат машины самостоятельно прокладывать маршрут, самостоятельно избегать столкновений, самостоятельно договариваться, кто первый пересекает перекресток, — нам сразу станет проще жить в этом мире. Такие машины возьмут на себя все тяготы езды в пробках или на скучных длинных перегонах по шоссе. Они существенно увеличат мобильность пожилых людей и инвалидов. Благополучно доставят домой всякого, кто перебрал за ужином. Вероятно, в настройках самоуправляемых автомобилях будет предусмотрена возможность и для вас сесть за руль, но, скорее всего, они не разрешат вам бешено разгоняться или метаться из ряда в ряд. Роботов-полицейских в будущем не понадобится, система сама заставит другие машины блокировать вас, если вам вздумается лихачить.

Чтобы привыкнуть к самоуправляемым машинам как к концепции, всем нам, водителям, понадобится большой сдвиг в сознании, ведь мы привыкли сами управлять своим авто, но мы откажемся от личного контроля ради общественного блага. И такое в истории уже бывало: точно так же мы доверяемся и самолетам, и метро, и другим водителям, когда садимся к ним в машину. Это не бремя, а естественное течение прогресса. А можно выразиться иначе: благодаря развитию техники мы получим дозу ботанской вежливости и ответственности. Она заставит нас предупредительнее относиться друг к другу.

Летом 2016 года я был свидетелем работы организации EGRIP (East Greenland Ice-core Project): группа ученых-климатологов бурит Гренландский ледяной щит — четырехсоткилометровую книгу со снежными страницами.

Для меня путешествие по Гренландии стало эмоциональным переживанием. Я уже двадцать лет изучаю неопровержимые доказательства того, что люди влияют на климат на нашей планете. Постоянно говорю об этом по телевидению, на публичных лекциях, в книгах. И все равно мне, как и большинству из нас, трудно представить себе происходящее наглядно, непосредственно, почувствовать его нутром. Мир так велик, что почти никому из нас не удается думать о каждой экосистеме в отдельности, а изменения климата — процесс сложный и деликатный. Да и временные масштабы — сотни тысяч лет… Нет, вы только представьте себе, чем все занимались сто тысяч лет назад? Да и были ли они, эти «все»? Думать об этом увлекательно, но очень трудно. Наш век так короток по сравнению с этими эпохами. А когда приезжаешь в Гренландию, абстракции становятся реальностью. Здесь видна вся переменчивость и хрупкость земной природы. Здесь не удается отмахнуться от вероятности внезапных катастрофических перемен. Здесь отпадают всякие сомнения в том, что действовать нужно срочно. Мы можем заглянуть глубоко в прошлое, чтобы понять, что ждет нас в будущем, благодаря прогностическим возможностям науки. Именно этим и занимаются исследователи гренландских льдов.

То, что я видел, меня очень встревожило.

Гренландия содержит полный отчет о древнем климате Земли, поскольку все, что там происходит, естественным образом сохраняется в морозилке (в буквальном смысле слова) больше полутора километров глубиной. Здешние данные до того очевидны, что ученым почти ничего не нужно фильтровать: и так понятно, что происходит. Хотя я побывал в Гренландии летом, температура в центре ледяного щита никогда не поднималась выше минус пяти. А так называемой «ночью» опускалась еще ниже, до минус двадцати. «Ночь» в данном случае надо понимать условно — как определенный промежуток времени на часах. В течение нескольких месяцев до и после летнего солнцестояния Солнце не заходит, а в течение нескольких зимних месяцев — не восходит. Как-то раз во время той поездки я проснулся в три часа ночи и сделал несколько фотографий, поскольку на улице было светло почти как в десять утра.

Каждый год на ледники, покрывающие Гренландию, ложатся новые слои снега, и так формируются исполинские стокилометровые пласты сплошного льда. По состоянию снега можно судить об атмосферных условиях соответствующего времени. Колебания температуры и влажности сказываются на размерах и толщине снежинок. В зависимости от ветра в толще снежного слоя или поверх него могут оказаться частички почвы, принесенные с других континентов. Снег, накопившийся за сезон, говорит о состоянии окружающей среды в тот год. Зимние и летние снега несколько различаются по некоторым параметрам. Снег в Гренландии шел круглый год сотни тысяч лет подряд и не таял, поэтому снега там и вправду много — толстенные слоистые пласты. Под весом верхних слоев снежинки в нижних спрессовываются. Воздуху некуда деться, и он остается в крошечных пузырьках, прячущихся между иголочками снежинок. Так что Гренландский ледяной щит состоит из прессованных снежинок, сохранившихся на холоде больше ста тысяч снежных лет и зим. Потому-то исследователи льда — гляциологи — и называют его снежной книгой. Естественный гроссбух, где педантично фиксировалась смена времен года, состояние древней атмосферы и климатические условия на Земле.

Вот уже лет сорок инженеры разрабатывают особые ледяные буры, чтобы поднять эти страницы истории климата на поверхность и прочитать. Сами понимаете, как это трудно. Работу EGRIP финансирует Копенгагенский университет, поэтому меню исследователей составлено в традиционном датском стиле, то есть просто фантастически: такая пища насыщает энергией, а без этого в краях вечных льдов никак. Все сотрудники — и бурильщики, и палеоклиматологи, и столяр, и электрик, и врач, и повар — прилагают все силы, чтобы поднять пробы льда на поверхность и сохранить их для дальнейшего изучения. Особенно тяжело приходится небольшой бригаде бурильщиков. Для защиты от ветра и солнечных лучей они работают в искусственных пещерах: сначала выдалбливают траншеи в 30 метров длиной, 10 метров шириной и 10 метров глубиной при помощи гусеничных машин вроде тех, которые применяют на горнолыжных курортах. В траншеях надувают здоровенные воздушные шары в форме сосисок. А потом при помощи снегометов делают крышу — покрывают шары трехметровым слоем снега. В результате всех этих трудов и получается огромная ледяная пещера. Больше всего она похожа на логово архизлодея из комиксов. Ледяные туннели защищают от разгула стихий, но ни о каком уюте речи нет. Это настоящая морозилка — я не шучу. Там даже холоднее, чем на поверхности. Чтобы там работать, приходится напяливать на себя несколько слоев теплой одежды: сначала термобелье с длинными рукавами и штанинами, потом толстые термоизолирующие штаны, тяжелые термоизолирующие ботинки и, как правило, очень толстый пуховик. Во всем этом довольно тяжело передвигаться. А еще нужны темные очки, чтобы не слепили солнечные лучи, отраженные от снега. Изучение изменений климата — это вам не синекура. Такие исследования нужно проводить без излишней горячности.