Необходимость встречи глав воюющих держав стала очевидной еще летом 1943 года. США, Англия и Россия напрягали все силы в битве со страшным врагом — но победа русских на Днепре показала, что Еврорейху не суждено пережить эту войну, прежде же в высших политических кругах допускалось, что будет заключен мир на тех или иных условиях, с сохранением прежнего состава мировых игроков. Это создавало иную политическую ситуацию, чем в 1941 году, что потребовало от трех держав скоординировать усилия по окончательному разгрому германского фашизма, с решением принципиальных вопросов.

По внутриполитическим причинам, Сталин категорически не мог покинуть территорию своей воюющей страны. Потому, было решено, что мой отец и сэр Уинстон будут его гостями. Место встречи было выбрано — не Москва, а Петербург (вернее, Ленинград), бывшая еще имперская русская столица. Был ли в этом намек на послевоенный политический курс СССР? А также, это один из крупнейших в России промышленных центров, куда в последний год направлялось очень много закупаемого русскими оборудования для срочно восстанавливаемых заводов — отчего в нашей свите кроме военных и политиков присутствовали еще и представители американских деловых кругов.

Наш путь в Россию начался снова в Рейкъявике, где совсем недавно отец встречался с сэром Уинстоном. По морю или по воздуху — окончательно решили, что оба способа должны быть задействованы. Летная погода в этих широтах зимой, явление весьма относительное, а в Мурманске, бывшем первым пунктом нашего маршрута на русской территории, стояла полярная ночь. Также, чтобы произвести впечатление на русских, и до известной степени компенсировать отвернувшуюся от нас в это время военную удачу, было решено послать не просто эскадру, а Флот — это было возможно, благодаря победе у Лиссабона, после которого Еврорейх не имел в Атлантике значительных военно-морских сил. И отец склонялся к «морскому» варианту — если бы «Нью Джерси», новейший мощный линкор, по замыслу должный выступить в роли президентской яхты, не отправился на ремонт после того боя… Его роль флагмана эскадры была срочно передана «Массачусетсу», но отец решил, что путешествовать самолетом быстрее и, лично для него, комфортнее. При этом командование ВВС предлагало воспользоваться не штатным президентским самолетом, С-54, имеющим собственное имя «священная корова», а также лифт для инвалидного кресла отца, и президентские апартаменты со спальней на борту — а одним из переоборудованных новейших бомбардировщиков В-29, чтобы показать русским нашу воздушную мощь, а заодно испытать новую технику в дальнем перелете — но риск был признан чрезмерным, первые «суперфортрессы» имели проблемы с двигателями — и в итоге, из Рейкъявика вылетел С-54, в сопровождении эскадрильи, шести В-29, имевших на борту часть сопровождающих отца лиц, а также личный самолет британского премьера (примечательно, что это был не «ланкастер», переоборудованный в ВИП-класс, а такой же американский С-54), свита сэра Уинстона была гораздо меньше числом, и к тому же на борту английского самолета был де Голль, на участии которого в переговорах настоял сам Сталин. Что до флота, то он должен был выйти заблаговременно, играя роль подстраховки, если что-то случится над неприветливым северным морем.

Полет не обошелся без приключений. Уже над Норвежским морем у самолета с бортовым номером «6» возник пожар в мотогондоле четвертого двигателя, возгорание удалось потушить, но было принято решение посадить этот бомбардировщик на русской базе Банак, не имеющей полосы достаточного качества и размера, в результате при посадке самолет был значительно поврежден — к счастью, все бывшие на борту люди остались живы. Остальные самолеты без помех достигли русского аэродрома Ягодник, как было предусмотрено планом. Предполагалось, что нашим воздушным эскортом на пути до Ленинграда станут палубные истребители с «Уоспа», по согласованию с русскими — но отец не захотел ждать полутора суток, когда наш флот прибудет в Полярное. К нашему приятному удивлению, у русских оказался полностью готова как раз на этот случай целая авиагруппа (три эскадрильи) истребителей Ла-7, внешне похожих на наши «Хеллкеты». Они и стали нашим сопровождением, больше для почета, чем для охраны — так как Финляндия стала русским сателлитом, разместившим у себя русские военные базы, а Эстляндия и Лифляндия были уже освобождены русскими от немцев, так что германские истребители появиться не могли даже теоретически.

Впрочем, русские умели нас удивлять. Так, парни с эскадры, с которым мне довелось встретиться уже в Ленинграде, рассказали, что были удивлены слабостью русского флота на севере, наше и английское корабельные соединения встречали всего пять русских эсминцев! Однако, по пути от Рейкъявика до русской зоны ответственности, несмотря на то, что кроме нашей эскадры, были развернуты и привлечены для обеспечения дополнительные силы флота и авиации (еще четыре авианесущие корабельные группы, завеса подводных лодок, базовая патрульная авиация), были отражены четыре попытки немецких субмарин атаковать эскадру, причем в последний раз был потоплен британский эсминец, и, к сожалению, две английские подлодки, «дружественным огнем». В русской же зоне, несмотря на видимую слабость русских морских сил и близость немецких баз в Норвегии, никаких инцидентов не произошло!

Мы приземлились на аэродроме, носящем имя «Шоссейная».[15] Нам сказали, что еще прошлой зимой тут недалеко была линия фронта, но сейчас все было восстановлено, специально к нашему прилету. Машины и охрана были уже готовы, нас повезли по шоссе, идущему строго на север, по Пулковскому меридиану, от знаменитой обсерватории, сейчас полностью разрушенной, передний край проходил как раз по ее территории, по гребню высот. Запомнился по пути какой-то громадный дом посреди заснеженного пустыря — нам сказали, что это Дом Советов, до войны предполагалось перенести сюда центр города, пока же тут еще недавно был штаб Ленинградского Фронта, и это здание было среди предложенных для нашего размещения и переговоров — однако же, было решено от него отказаться, «на случай, если наши гости захотят посмотреть Ленинград». Действительно, дворец, стоящий на пустом месте, никак не ассоциировался с бывшей русской столицей — с таким же успехом он мог быть расположен хоть в Сибири.

Помню огромную площадь, и столь же величественный собор, куполом напомнивший мне Капитолий. Напротив него располагался дворец, в котором и должны были происходить переговоры, нас разместили, частью в самом дворце, частью в отеле «Англетер» рядом с собором, все вокруг было оцеплено солдатами НКВД. Помню памятник посреди, конная статуя — как нам сказали, единственная в мире, стоящая на двух ногах (я удивился, вспомнив памятник Эндрю Джексону перед Белым Домом). Кто это? — император Николай. Тот, которого свергли? — нет, его прадед, подавивший восстание декабристов. Какое восстание? — это когда гвардейские офицеры при его коронации потребовали вольностей. Так это обычное «пронунсиамиенто», причем неудавшееся — если в каком-нибудь Уругвае или Гаити ставить монументы каждому правителю, устроившему или подавившему подобное, не хватило бы площадей! Русские, это странный народ — после революционных событий, всего четверть века назад, еще помнят своих царей, очевидно, не умея жить без сильной власти — человеку подлинно свободного мира их не понять! Но сейчас они нужны нам, чтобы победить еще более страшную тиранию!