Судья Маккензи вошла в зал, прошествовала к скамье, поднялась по ступенькам и заняла свое место на среднем из трех стульев с высокой спинкой. Это была красивая темнокожая женщина с круглым, как луна, лицом, выдающимся лбом и полными сочувствия глазами.

– Если у кого-то возникли вопросы, – начала она, – судья-магистрат сейчас на больничном, и обвинение буду предъявлять я сама. – Она посмотрела поверх роговых очков на представителей стороны обвинения, Клайда Баррингтона и Элдриджа Джордана. – Суд готов начинать?

– Суд готов, ваша честь, – ответил Баррингтон.

Судья повернулась к Меган:

– Защита готова?

– Готова, ваша честь, – кивнула Меган.

– Хорошо. – Судья обратилась к Исмаилу: – Господин Ибрахим, как ваш адвокат, несомненно, вам сообщила, суд в вашем деле выдвинул заменяющее обвинение, назвав вас единственным ответчиком. Госпожа Деррик отказалась от формального предъявления обвинения, но я собираюсь зачитать обвинения и приобщить их к протоколу, прежде чем выслушать ваше заявление суду. Вам это понятно?

Исмаил встал.

– Да, ваша честь.

После этого он стал слушать список преступлений, в которых его обвиняли: пиратство, признанное международным правом; заговор с целью захвата заложников, повлекший смерть; захват заложников, повлекший смерть; заговор с целью похищения людей, повлекший смерть; похищение людей, повлекшее смерть; заговор с целью совершения насильственных действий в отношении экипажа морского судна, повлекший смерть; совершение насильственных действий в отношении экипажа морского судна, повлекших смерть; использование, транспортировка, демонстрация и приведение в действие огнестрельного оружия, повлекшие смерть; нападение на федеральных должностных лиц и служащих с применением опасного для жизни оружия; убийство и покушение на убийство в границах особой морской и территориальной юрисдикции Соединенных Штатов.

От такого размаха обвинений у Исмаила пошла кругом голова. Ему с трудом удавалось бороться с ощущением вины. В первые дни после перестрелки оно, бывало, захватывало его, кинжалами впивалось в сердце. Однако со временем угрызения совести превратились в холодную боль. Что бы ни случилось – даже если Квентин полностью выздоровеет, – эта боль никогда не покинет его. Кровь мальчика и отца Квентина останется несмываемым пятном на его душе.

Покончив с перечислением, судья снова обратилась к Исмаилу:

– Господин Ибрахим, признаете ли вы себя виновным по этим обвинениям?

Несмотря на душевную боль, Исмаил произнес:

– Не признаю, ваша честь.

– Также сторона обвинения приобщила ходатайство о назначении вам высшей меры наказания в случае признания вас виновным в совершении какого-либо из преступлений, за которые законом допускает подобное наказание. Ваш адвокат вам это доступно объяснила?

– Да, ваша честь, – протянул Исмаил.

– Спасибо, господин Ибрахим, – сказала судья, и Исмаил опять сел.

Далее судья заговорила о дате проведения суда. Меган возразила, когда она предложила июнь, но судья успокоила ее обещанием принять во внимание, если обвинение задержится с представлением важных документов и свидетелей. Суд был назначен на 18 июня, а рассмотрение ходатайств – на 2 марта, чтобы решить любые споры по существу предоставляемых документов, включая неизбежную проблему национальной безопасности.

– Есть ли еще вопросы, которые нужно обсудить на данном этапе? – спросила она представителей защиты и обвинения.

– Нет, ваша честь, – одновременно произнесли Меган и Баррингтон.

– Хорошо, – кивнула судья. – Объявляю перерыв.

Когда судья Маккензи ушла, Исмаил посмотрел в дальний конец зала и заметил Ванессу. Он узнал ее по снимкам в фотоальбоме, который рассматривал на яхте. Исмаил встретил ее взгляд и увидел в нем боль, бездонный колодец печали. Он вспомнил, как стоял рядом с Дэниелом и Квентином, когда над ними пролетал самолет, вспомнил, как видел ее ладонь на иллюминаторе, как заметил ее рыжие волосы. Слова, которые он сказал ей, эхом пронеслись у него в голове: «Мы не причинили им вреда… не причинили им вреда… не причинили им вреда». Ему захотелось объяснить ей, что он не лгал тогда и не хотел, чтобы случилось то, что случилось. Но знал, что это не облегчит ее боль. И ничто не облегчило бы.

К его плечу прикоснулась Меган:

– Нам нужно поговорить.

– Хорошо, – сказал он и последовал за ней в лишенную окон комнату для общения с адвокатом, расположенную на пути к камере. Там они сели за стол, и Меган достала блокнот и ручку.

– Суд в июне означает, что у нас будет много работы, – сказала она. – На «Трумэне» вы сделали изобличающие вас заявления. Я не буду смягчать их, я собираюсь играть против обвинения. Но буду откровенна: я вряд ли добьюсь большого послабления. Если ничто не изменится, они повесят вас за ваши собственные слова. Я уже говорила это раньше, повторю еще раз: я ни на секунду не верю в то, что на яхте все случилось так просто, как утверждают ваши люди. Я не думаю, что «Шабааб» имеет к этому какое-то отношение. Что там произошло на самом деле, Исмаил? Я не смогу вам помочь, если вы не поможете мне.

Их взгляды встретились. Чем дольше он находился рядом с ней, тем больше она напоминала ему Пола.

– Я вам уже говорил. Мы заключили сделку, и мы собирались сдержать слово. Но военные нарушили свое.

Она покачала головой:

– Не то. Я могу разобрать каждую ошибку, допущенную военными, – и, поверьте мне, я это сделаю, – но они не стреляли в заложников. Это вы сделали. По крайней мере, так говорит ваша команда. Вы ни разу не признали этого прямо, но и не отрицали. Это не шутки, Исмаил. Вы играете в кости со своей жизнью.

– Какая разница? – спросил он, глядя прямо на нее. – От обвинения в пиратстве меня ничто не спасет. Вы сами сказали: минимальный приговор – это жизнь в тюрьме до конца моих дней.

– Поверить не могу! – воскликнула она. – В тюрьме или не в тюрьме, жизнь намного дороже смерти. Они хотят казнить вас. Если вы сами этого хотите, то это ваш выбор. Но я не собираюсь помогать вам совершать самоубийство. Либо расскажите мне правду, либо я попрошу суд найти вам другого адвоката.

Он отвернулся, чувствуя сильнейший внутренний конфликт. Подобно брату, она прекрасно умела убеждать. Но она не могла постичь всей глубины расчетов, которые происходили у него в голове. Его жизнь кончена. Он знал, что не проведет больше и дня на свободе. У него остались лишь два желания: спасти Ясмин и отомстить за уничтожение своей семьи. Был шанс – хоть и отдаленный – достичь этих целей одновременно. Но, чтобы этот гамбит сработал, без помощи Меган было не обойтись.

– Если вы хотите знать, что произошло на яхте, я расскажу, – негромко произнес он. – Я это сделал. Это я нажимал на спусковой крючок. Теперь вы счастливы?

Меган устало откинулась на спинку стула.