Когда Меган доела последнюю самсу, Фарах спросил:

– Хотите еще?

– Нет, спасибо, – ответила она. – Но мне очень понравилось.

Фарах снова взглянул на парня за стойкой, потом сложил руки на столике и продолжил:

– Я даже отсюда видел, к чему все идет. «Шабааб» давила на переходное правительство, пока эфиопы, которые его поддерживали, не устали и не покинули страну. Было это в начале две тысячи девятого года. Африканский Союз остался, но он был слаб. Я каждую неделю разговаривал с Хадиджей. Уговаривал ее отвезти детей в Найроби. Но она отказывалась уезжать без Адана. А Адан ехать не хотел.

Фарах перевел дыхание, и впервые Меган увидела проблеск чувств в его глазах.

– Очень быстро «Шабааб» взяла под контроль почти все Могадишо. Той весной они напали на школу Адана. Они расстреляли его перед детьми и забрали старших учеников воевать. Среди них были Исмаил, Ясмин и Юсуф. Моя сестра работала санитаркой в мединском госпитале. Она была там, когда это случилось. Я разговаривал с ней на следующий день. Она была не в себе. Она обращалась к Махмуду, и он сказал, что ничего не может сделать. «Шабааб» – это как черная дыра.

Меган, зачарованная рассказом сомалийца, откинулась на спинку стула. «Они убили его отца у него на глазах? А его самого похитили?» Незваными пришли воспоминания ее собственного детства: выстрел пистолета в руке Кайла, отец, падающий на пол, брызги крови у него за спиной, запах пороха в воздухе, крики матери. Она прогнала их.

– Что было потом? – негромко спросила она.

Фарах прищурился.

– Сестра сбежала из города. Она пришла в дом моего отца в Марке, но там было небезопасно. Он нашел для нее транспорт до кенийской границы. Остаток пути до Дадааба она прошла пешком.

Вдруг ужас Меган сменился изумлением:

– Вы хотите сказать, что его мать жива?

Фарах кивнул:

– Я разговаривал с ней вчера.

«О боже», – подумала Меган. Она много раз спрашивала Исмаила, почему он так уверен, что Хадиджа умерла, но, как и во многих других случаях, он отказался называть причины. Она всмотрелась в лицо Фараха и заметила, что его глаза едва заметно увлажнились.

– Я могу с ней как-нибудь поговорить?

Фарах протянул руку:

– Если дадите ручку, я напишу вам ее телефон. Она работает санитаркой в лагере беженцев Дагахали.

Меган попыталась скрыть восторг. Когда он записал цифры в ее блокноте, она спросила:

– Вы узнали, что случилось с Ясмин и Юсуфом?

– Юсуф был убит в бою, – ответил Фарах. – Что случилось с Ясмин, не знаю. – Минуту помолчав, он сменил тему: – Когда состоится суд над Исмаилом?

– Назначено на июнь, – сказала она. – Вы согласны дать показания? Жюри нужно услышать ваш рассказ.

Он посмотрел вниз, на стол.

– Я должен подумать.

Его замкнутость была ей понятна. Публичное признание связи с Исмаилом плохо скажется на репутации его семьи. И все же она настаивала:

– Прошу вас, сделайте это. Ему нужна ваша помощь.

– Есть вещи, которых я не понимаю, – голосом чуть громче шепота произнес Фарах. – Он спасся от «Шабааб», но не сбежал из страны. Почему он остался? И почему занялся пиратством? Это противоречит всему, чему его учили Адан и Хадиджа.

– Честно говоря, я тоже этого не понимаю, – осторожно проронила Меган.

Фарах бросил на нее острый взгляд.

– Значит, он не сказал вам. – Он задумчиво почесал подбородок. – В Сомали есть пословица: человек – он как куст, снаружи кажется безопасным, но внутри него живут змеи и скорпионы. Думаю, это и есть объяснение.

«Не уверена, – подумала Меган, но вслух этого не сказала. – Мне кажется, у него было что-то другое на уме. И до сих пор есть».

Чесапик, штат Вирджиния

3 февраля 2012 года

В пустом спортзале, в котором Исмаил играл в баскетбол, гулко прозвучал голос Лонгфелло:

– Твоя адвокат идет. Говорит, что-то важное. – Когда Исмаил обратил к нему полный тоски взгляд, тюремщик усмехнулся. – Не волнуйся, будет у тебя еще время.

Исмаил кивнул и сделал последний бросок. Мяч отскочил от щита, покрутился в обруче корзины и провалился в сетку. Каждый заключенный в блоке имел один час свободного времени в день. Исмаил выработал режим, который давал ему всего понемногу: десять минут отжиманий, приседаний и ритмики, десять минут баскетбола, десять минут на душ и тридцать минут на чтение газет, поиск статей об Африке и Среднем Востоке. Он очень четко соблюдал режим и не хотел терять ни минуты своего времени.

Он подошел к двери, за которой стоял Лонгфелло, и, расставив ноги на ширину плеч, просунул в окошко руки с обнаженными запястьями, позволяя тюремщику надеть на себя наручники. Через пару секунд Ричи открыл дверь секции камер и Лонгфелло повел его по коридору к конференц-залу. Он не сомневался, что эта встреча связана с Фарахом. У него сосало под ложечкой, а на шее как будто затягивалась петля стыда, ослабляя его решительность. Три года он не связывался ни с кем из родственников, за исключением Махмуда. За это время он совершил преступления, которые никто из них никогда бы не понял. Его руки были в крови, его сердце захлебывалось кровью, но он продолжал оставаться одним из них, был связан с ними узами родства и клана. Он не мог отказаться от них, даже если бы захотел.

Через какое-то время Лонгфелло снова открыл дверь и впустил Меган. Поприветствовав Исмаила улыбкой, она села напротив него.

– Я встречалась с вашим дядей, – начала она, и Исмаил сжал зубы, борясь с чувством вины. – Он рассказал мне о нападении «Шабааб» на вашу школу. Это многое объясняет. Еще он сообщил мне невероятную новость. – Она сделала паузу, с сочувствием рассматривая его. – Ваша мать жива. Она в лагере для беженцев в Кении.

Нахлынувшие чувства застали Исмаила врасплох. Глаза его заволокло слезами, руки задрожали. В ночь побега из «Шабааб», когда он спасался от невыносимой боли, вызванной известием о гибели Юсуфа, Махмуд рассказал ему о встрече с Хадиджей и о том, что он посоветовал ей бежать в Кению и оттуда связаться с ним. На связь она так и не вышла. Логика подсказывала причину: она не смогла выбраться.

– Как такое может быть? – выдавил из себя Исмаил.

– Ей помогли родственники, – ответила Меган и пересказала ему подробности, которыми поделился Фарах.

Мысли Исмаила полетели наперегонки: «Почему она не позвонила Махмуду, когда добралась до Дадааба? Он обещал передавать нам новости». В следующее мгновение на ум пришел ответ: потому что он Махмуд Хабар Гидир, а она – Абгал. Двадцатилетнее соперничество этих двух кланов за власть в Могадишо превратило некогда гордый город в разбомбленные руины. После убийства Адана ее семья посоветовала ей не доверять Махмуду, и она послушалась, потому что была напугана.