Он откинулся на стуле и внимательно изучил тело больной с ног до головы. Когда он снова заговорил, это был уже не шепот. Теперь его голос звучал холодно и угрожающе:

— Ты станешь моим шедевром, мама. Моим лучшим творением. И я останусь в памяти людей главным образом из-за того, что я с тобой сделаю.

Полдень, вторник 20 апреля. Полицайпрезидиум, Гамбург

Рану на голове Вернера прикрывал небольшой марлевый тампон, и опухоль на лице спала. Однако кровоподтек вокруг того места, куда пришелся удар, еще не рассосался. Фабель позволил ему выйти на службу при условии, что он не будет высовывать носа из помещения Комиссии и ограничится анализом материалов, представленных его коллегами. Рабочий день Вернера также подвергся резкому сокращению. Свойственная Вернеру методичность идеально подходила для разбора массы необычных писем и электронных сообщений, порожденных теорией Вайса. До сих пор в этом мусоре копались Ганс Роджер и Петра Маас. В результате их деятельности выявилась куча психов, каждого из которых следовало проверить. Число отложенных допросов уже возросло до неприличия.

По правде говоря, Фабель обрадовался возвращению Вернера не меньше, чем приходу Анны. Однако свое разрешение приступить двум раненым офицерам к работе раньше времени он сам считал актом безответственным и дал себе слово добиться для Вернера и Анны дополнительного оплаченного отпуска. Само собой разумеется, что это могло случиться только после завершения дела.

Он провел Вернера в главный зал и ознакомил с прогрессом или, скорее, с отсутствием оного в текущем расследовании. Шум, поднятый в прессе в связи с гибелью Лауры фон Клостерштадт Фабель сумел обратить себе на пользу. В газетах и в новостных телевизионных передачах появился портрет Ольсена в качестве лица, с которым хотела бы побеседовать полиция Гамбурга в связи с рядом имевших место в городе убийств. Анне и Хенку Германну Фабель поручил допросить Лео Кранца — фотографа, имевшего десять лет назад романтическую связь с Лаурой фон Клостерштадт. Но оказалось, что Кранц находится в отъезде и делает фоторепортаж об англо-американской оккупации Ирака. В его офисе подтвердили, что шеф был на Ближнем Востоке все то время, когда в Гамбурге происходили убийства. Фабель рассказал Вернеру о встрече с Вайсом и сообщил, что Фендрих по-прежнему остается где-то на периферии расследования.

— В связи с учителем меня беспокоит то, — сказал Фабель, — что полгода назад скончалась его мать. Создавая психологический портрет убийцы, Сусанна заметила, что большой временной разрыв между первым и вторым убийствами может указывать на то, что убийцу сдерживала какая-то сильная личность — мать или жена, например, — и что эта сдерживающая сила каким-то образом исчезла.

— Не знаю, Йен, — сказал Вернер, повернувшись вместе со стулом к демонстрационной доске с фотографиями и документами. Его лицо под влиянием усталости обрело сероватый оттенок, и Фабель впервые подумал, что Вернер стареет. — Полиция как минимум два раза пропустила учителя через свои жернова. По моему мнению, он просто не вписывается в картину. Но этот парень Вайс мне явно не нравится. Тебе не кажется, что мы имеем дело с еще одним верховным жрецом и его прислужником? Вайс дергает за ниточки, а Ольсен совершает убийства. Ведь мы это уже проходили.

— Не исключено, — протянул Фабель, глядя на демонстрационную доску с многочисленными фотографиями, документами и связывающими их темными линиями. — Но неужели ты полагаешь, что Ольсен — тот тип, которого могут вдохновлять сказки братьев Гримм или полоумные теории Вайса?

— Возможно, мы перестарались, — со смехом сказал Вернер, — может, нам просто стоит поискать человека, который обитает в пряничном домике.

Фабель уныло улыбнулся, но в голове у него шевельнулась какая-то пока неясная мысль. Пряничный домик… Он пожал плечами и ответил:

— Возможно, ты прав в том, что мы перестарались и наш парень — Ольсен. Будем надеяться, что он скоро окажется в наших руках.

Надежды Фабеля сбылись примерно в три часа дня. Полицейский патруль сообщил, что в захваченное бездомными здание нежилого квартала рядом с гаванью вошел человек, похожий на Ольсена. Патрульным полицейским хватило ума вызвать оперативную группу спецназовцев в штатском, чтобы те держали здание под наблюдением. Для всех членов группы Фабеля эта информация прогремела словно взрыв, и шефу, прежде чем отдать нужные распоряжения, пришлось довольно долго призывать своих подчиненных к порядку.

— Слушайте внимательно. Это наш человек. Я уже предупредил командира спецназа, что арест будем производить только мы. Мы, и никто иной. — Фабель посмотрел на Марию, выражение ее лица ему, как обычно, ничего не говорило, но в ответ на его слова она энергично кивнула. — Оказавшись там, мы будем действовать по плану. Ольсен мне нужен живым и в состоянии говорить. Ясно? Если ясно — вперед!

Фабель был вынужден остановить Вернера, когда тот, натянув свою кожаную куртку, двинулся вслед за остальными.

— Только в качестве наблюдателя, Йен… — взмолился Вернер. — Ведь этот выродок раскроил мне череп. Я всего лишь хочу увидеть, как его арестуют.

— О’кей. Но ты останешься сзади. На том месте, куда я тебя поставлю. Вторым номером в операции будет Мария.

В свое время эту округу населял рабочий люд. Сюда домой после смены возвращались из порта докеры. Здесь когда-то жили их семьи, резвились их дети. Теперь же квартал лежал в запустении, ожидая прибытия безжалостных отрядов сил городского развития и облагораживания, уже успевших оккупировать все некогда рабочие районы Гамбурга. Даже столь любимый Фабелем Пезельдорф, прежде чем стать в 60-х годах прошлого века наимоднейшим, заселенным сливками общества округом, именовался не иначе как Земля бедных людей. Но кварталы рядом с портом пока еще не стали вожделенным местом для богачей, как бы законсервировавшись во времени со своими мощенными булыжником улицами и огромными жилыми домами. Единственными признаками двадцать первого века здесь были уродливые граффити да виднеющиеся кое-где между домами современные мусорные контейнеры. В этой обстановке все члены команды Фабеля чувствовали себя несколько напряженно.

Здание, куда зашел Ольсен, находилось в конце улицы Портового Братства, в том районе Гамбурга, который с декабря 1995 года принадлежал объединению жителей, именуемому «Береговая альтернатива». Эти кварталы в политическом и социальном отношениях являлись полем битвы. Иногда в самом прямом смысле. С осени 1981 года дома по Хафенштрассе и Брегардт-Нохтштрассе стали регулярно захватывать бездомные. Бывший в то время министром внутренних дел земли Гамбург Альфонс Павельчук отдал приказ полиции очистить дома от незаконных обитателей. В результате в округе воцарились полнейшая анархия и абсолютный беспредел. Война между властями и бездомными растянулась на десять лет. Экраны телевизоров были заполнены пылающими баррикадами, уличными рукопашными схватками и сотнями лиц, пострадавших в битвах. Как полицейских, так и бездомных. В итоге эта беспримерная война стоила бургомистру Клаусу фон Донани поста. Беспорядки прекратились лишь после того, как в 1995 году был достигнут компромисс. Тем не менее напряжение в районе Хафенштрассе до конца не угасло, и полиция появлялась и действовала в этой округе, соблюдая все мыслимые предосторожности.