В июле 1918 г. было сформировано правительство Республики Армении. Большинство министерских постов заняли представители партии Дашнакцутюн. В августе начал работу парламент, образованный в основном из членов Тифлисского и Эриванского национальных советов.

* * *

Мягкое сентябрьское солнце освещало, золотило и согревало лазурные воды Босфора. Восточный ветерок шумел и гулял над проливом, врывался в узкие, загаженные улицы древнего Истанбула, прогоняя надоедливых осенних мух, слепней, освежая затхлый воздух трущоб, базаров, площадей, кофеин. Жизнь многовекового города шла своим чередом, а грозные слухи, долетавшие сюда с фронтов Мировой войны, лишь слегка тревожили умы и сердца людей, живущих в этом городе, но никак не могли изменить его величественного вида. Солнце, как и много веков подряд играло на огромном куполе Ак-Софьи (Святой Софии), и уже несколько веков подряд все также протыкали небесную синеву иглы минаретов. На базарах шла оживленная торговля. Дыни, арбузы, виноград, персики, инжир и другие фрукты, овощи и зелень в изобилии заполняли прилавки. На жаровнях готовились шашлыки, в тандырах пеклись ароматные лепешки. И все это продавалось дешево и пользовалось спросом. На базарах зачастую можно было услышать архаичную русскую речь. Это казаки-некрасовцы вели здесь бойкую торговлю мукой, шерстью, бараниной, гусятиной, утятиной и прочей снедью.

В один из последних дней сентября в малом зале здания военного ведомства Османской империи было собрано чрезвычайное совещание, на котором присутствовали многие видные члены Комитета младотурецкого правительства. Вел заседание Халиль-бей — председатель меджлиса (парламента).

— Победа большевиков в октябре 1917 года создавала для нас уникальную возможность выйти из войны на почетных условиях, при этом сохранив наши земли в составе суверенного национального государства. Большевики отказались от «неравноправных договоров» и от планов раздела нашей империи, опубликовав в Советской России тайные соглашения о Стамбуле и Проливах, — делал сообщение Энвер-паша. — Но нам известно, что у Антанты, однако, другие планы. Линия раздела зон влияния Франции и Англии проходит по Дарданеллам и Босфору, оставляя европейский берег за Францией, а азиатский берег — за Британией. Линия раздела проложена к северу от Босфора — напрямую к Керченскому проливу и по течению Дона к Царицыну, и далее прямо на север Советской России.

— Откуда у вас такая информация, уважаемый Энвер-паша? — подняв руку, негромко задал вопрос Джавид-бей.

— Нашей разведке удалось получить информацию о секретном парижском соглашении от 23 декабря 1917 года между Британией и Францией об интервенции в Россию согласно тем зонам действий, которые совпадали с зонами раздела Османской империи, — отвечал Энвер.

— Я надеюсь, и у меня есть уверенность, что французская опека над европейской частью империи не сильно изменит ныне действующий режим Проливов, — заявил Джемаль-паша, придерживавшийся узкой профранцузской ориентации, хотя и потерявший свои прежние связи с Парижем.

— Но к настоящему времени, господа, проблема осложнилась, — внес свои коррективы министр военно-морских сил Талаат-паша. — На Брест-Литовской конференции наш представитель требовал отделения от России Кавказа и создания независимого Кавказского государства. Я и уважаемый Энвер-паша высказывались в том смысле, что реванш на Кавказе и в Закавказье не только позволит мобилизовать до 300 тысяч новых солдат — мусульман Северного Кавказа и Закавказья в турецкую армию, но и существенно изменит расстановку всех сил в зоне Проливов. На Кавказе нам удалось добиться желанного перемирия. Оно, кто-то из вас знает, было подписано 18 декабря прошлого года в Эрзинджане между нашими представителями и Закавказским комиссариатом, представлявшим блок партий: меньшевиков, эсеров, дашнаков, мусаватистов и соцфедералистов. Пока наши войска продолжали наступательные действия на Кавказе мы поставили на повестку дня пересмотр границ 1878 года. Да и с Германией у нас сложились взаимопонимание и сотрудничество. Все вы знаете о договоре 27 апреля 1918 года, где предусмотрены зоны раздела влияния Германии и нашей империи в Закавказье. Уже 11 мая при нашей поддержке была провозглашена независимость горцев Северного Кавказа. И казалось, Советская Россия не должна была препятствовать нам в проведении этой политической линии. Надеясь на это, опираясь на наше соглашение с Германией, используя обширное присутствие наших войск на Кавказе как операционную базу, 4 июня наше правительство сумело подписать в Батуме без участия представителей большевистской России договор «О мире и дружбе» с Закавказским сеймом, представлявшим блок армянских дашнаков и грузинских меньшевиков. По договору восстанавливались границы, существовавшие между Россией и нашей империей до Адрианопольского мира 1829 года. Однако наши попытки обсудить вопросы режима Босфора не были поддержаны дашнаками и меньшевиками. Армяне и грузины сразу почувствовали нестабильность этого курса. Боюсь, что и сам договор «О мире и дружбе», и захват нашими войсками Баку 15 сентября вызвал «неожиданную реакцию» Совета Народных Комиссаров России. На днях — 20 сентября — большевистское правительство заявило о разрыве советской стороной Брест-Литовского договора от 3 марта в части его, касающейся Османской империи.

— Да, это совершенно неожиданный со стороны большевиков и Советской власти поворот! — выкрикнул Джемаль-паша.

— Не забывайте, уважаемые члены нашего совета, что и большевики при всех своих социалистических убеждениях остаются русскими большевиками и правят хоть и советской, но Россией, — невозмутимо заметил Джавид-бей. — Россия остается сама собой. А мы не должны забывать этого.

— Что же вы намерены предпринять, уважаемые Талаат-паша и Энвер-паша? — серьезно и строго спросил Халиль-бей.

— Наша конфронтация с новым — советским противником на Кавказе отныне будет нарастать. Военные действия на Балканах в условиях успешного наступления войск Антанты ведут к политической и военной изоляции нашей партии младотурок. Необходим созыв съезда, — сделал заявление Талаат-паша.

— Думаю, кому-то из наших эмиссаров или мне лично придется ехать в Россию, в Москву, к лидеру большевиков Ленину, — негромко добавил Энвер-паша.

* * *

Осенние события 1918 года на юге России придали Гражданской войне все больший размах. Наряду с успехами Добровольческой армии на Кубани и Ставрополье еще больших успехов добились казачьи войска Краснова, вышедшие за пределы Донской области и на подступы к Царицыну. Понимая, что без свержения большевизма по всей России удержать власть на Дону будет трудно, генерал Краснов при всей своей тяге к сепаратизму полагал, что необходимо создать плацдарм для наступления Добровольческой армии Деникина на Воронеж, Царицын, а по возможности на Москву. При этом атаман справедливо учитывал, что далеко за пределы Дона его казаки не пойдут. Деникин по-прежнему требовал проведения общей мобилизации казачества, подчинения Донской армии и доведения ее численности до 200 тысяч штыков и сабель. В этом виделся Краснову конец донской автономии. С этим он смириться не мог.

Тем временем командование РККА (Рабоче-крестьянской Красной армии), учитывая серьезную угрозу советской власти в южных губерниях и областях республики, разработало план разгрома белоказаков и Добровольческой армии. Наступление большевиков на Южном фронте, начатое в первых числах ноября, потерпело неудачу. Разгадав план, разработанный руководством Красной армии, и имея превосходство в коннице, Донская армия прорвала фронт 8-й и 9-й армий РККА и захватила городок Бобров и Лиски — важную железнодорожную станцию. Но это были последние успехи армии Войска Донского.