Деловая сторона рок-н-ролла окончательно взяла верх, и началась новая эра – корпораций и спонсоров. Я очень рад, что ушел из музыки еще тогда. Такое впечатление, что никакого веселья больше не осталось – люди, которые сейчас там работают, относятся и к себе, и к индустрии очень серьезно. А я вспоминаю очень важную вещь: никто из моих знакомых, ни музыканты, ни техники, не начинали заниматься музыкой только ради денег.

Когда осела пыль, поднятая последними гастролями, я вернулся в студию и попытался продолжить работу с той точки, на которой оставил ее двенадцатью неделями ранее. Вскоре после этого я отправился на грандиозную вечеринку в честь сорокалетия Фреда – «безумную шляпную вечеринку» во дворе его дома. Я надел ту самую бейсболку с «аплодирующими» руками, из-за которой он гонял меня по сцене в Японии.

Осенью Фред записал сингл The Great Pretender и предложил мне сфотографировать его для обложки в моей студии, а потом поснимать еще и съемки клипа. Юмор техников никуда не делся и в съемочном павильоне: мы с Кристалом переписали первую строчку, которую пел Фред. «Oh yes, I’m the great… big bender!»[38] Но, несмотря на весьма непочтительное и похабное напоминание о прошлом, я понял, что наконец-то избавился от «духа гастролей». Я больше не мог сказать: «Я с группой» – теперь я уже точно сам по себе.

Никто не может отобрать у меня того, чего я пережил и достиг, но жить нужно сегодняшним, а не вчерашним днем. За The Great Pretender последовали и другие фотосессии для Фреда и Queen и приглашения на пышные вечеринки Фреда – частные самолеты, билеты первого класса, роскошные гостиницы… За все щедро платил мистер Меркьюри. Я получал приглашения на обеды в Гарден-Лодж, на «Рождество Queen», да и на других вечеринках меня по-прежнему включали в списки гостей. Приятно было осознавать, что меня помнят и что все понимают, почему я ушел от Queen ради карьеры фотографа.

Мир навсегда запомнит бессмертные слова, произнесенные в 1966 году на стадионе «Уэмбли»: «Некоторые люди на поле уже считают, что все закончилось…» Двадцать лет спустя в Небуорт-Парке, через несколько недель после того, как Queen выступила на знаменитом старом «Уэмбли», действительно все закончилось.

В последний раз я виделся и говорил с Фредди Меркьюри на праздновании двадцатилетия Queen в эксклюзивном клубе «Граучо» в лондонском районе Сохо. Он сидел в приватной комнате на втором этаже за большим столом. Я сидел в противоположном углу со своей подругой Джулией, Джоном Диконом и его женой Вероникой. Я встретился взглядами с Фредом, и он подозвал меня к себе, привстав, чтобы поприветствовать меня. Он слегка обнял меня, поцеловал в щеку и сказал:

– Спасибо, что пришел. Я очень рад.

Вот и все. Такой была наша последняя встреча. Я даже не представлял себе, что все будет именно так.

Сейчас, оглядываясь назад, я очень рад, что мне представилась возможность поработать с Queen, и я им очень за это благодарен. Не сомневаюсь, что они тоже благодарны мне. Я очень многим обязан группе и, в частности, Фреду – и я очень скучаю по нему.

Каково главное наследие Queen и Фредди? Ответ очень прост – музыка. Оригинальная, дерзкая, сложная, кто-то скажет – помпезная и претенциозная. И, нравится вам это или нет, довольно претенциозно звучавшую тогда, в далекие времена, Bohemian Rhapsody, сейчас легко узнают миллионы людей по всему миру.

Но не все.

Эта история абсолютно реальна. Несколько лет назад на благотворительном мероприятии, куда меня пригласили, кто-то сказал небольшой группке посетителей, что недавно видел интервью со мной в недавней телепередаче о Queen.

Модно одетая женщина средних лет тут же проявила ко мне интерес. Она подошла и заговорила со мной; ее голос больше напоминал ржание лошади, наевшейся битого стекла.

– Queen! О, точно, я помню: This Town Ain’t Big Enough For The Both Of Us.

– Это песня Sparks…

– Да? О нет, я вспомнила: «Рапсодия в стиле блюз»!

– Нет, у них была песня Bohemian Rhapsody.

– Да? В общем, у меня были такие маленькие штучки с их музыкой… ну, знаете?

– Компакт-диски?

– Нет-нет, то, что было до них.

– Кассеты?

– Не пленки. Такие маленькие, круглые штучки.

– Винил? Синглы, да?

– Ага, точно, они. По-моему, их называли сорокапятками, да?

Я заканчиваю это исправленное и дополненное издание «Неизвестной Queen» в 2015 году, через 40 лет после выпуска Bohemian Rhapsody. Уверен, Фред бы оценил всю смехотворность и абсурдность этой истории о своем легендарном произведении не меньше, чем я сам.