– Девушку? – Палфейн расхохотался. – Грит Пермеке уже лишилась девственности, из-за этого все и произошло! Пусть ваше высочество выслушает все с самого начала! А начало такое – граф ван Тенгберген малость спятил.

– Ты думай, что говоришь! – одернул моряка герцог.

– Ваше высочество знает, что в Гольдингене завелся черт, который скачет по крышам и машет большими черными крыльями. Так это никакой не черт, а граф ван Тенгберген, я его выследил по просьбе бургомистра. Ваш бургомистр Штафенхаген – умный человек, он подумал, что за черта приняли большую птицу, а поскольку таких сухопутных птиц он не видывал, то предположил, что она залетела с моря. Потому и позвал для совещания вашего покорного слугу. Я выследил это пернатое, заговорил с ним, и оно оказалось графом. А почему молодой господин прыгал по крышам и сам себя называл Хромым Бесом – этого я объяснить не могу. Слыхал я про человека, который вообразил себя стеклянным кувшином, сам видел чудака, утверждавшего, будто голоса, что у него в голове, приказали питаться только травой и древесными стружками. Но графская дурь совсем особенная – может, на моих мартышек насмотрелся?

– Этого еще недоставало… – пробормотал Якоб. – Я считал графа сущим ангелом…

– Ну так он теперь падший ангел. И в этом качестве совратил Грит Пермеке, сестрицу Никласса Пермеке. А помогал ему ваш повар Аррибо, зачем – сейчас поймете. Ему нужна была девица, чтобы поселить ее у бегинок, – а она бы доносила про все тайные проказы бегинок. Грит потому его и слушалась, что он знал ее тайну. Какая девчонка захочет позора? Ей же замуж выходить, а кто ее после графа возьмет? Только с большим приданым. Слушайте дальше, ваше высочество! Для чего повару знать о бегинках? Для чего следить за ними ночью с крыш, в компании полоумного графа? Если бы их застали добрые люди – Аррибо бы все на графа свалил. Мол, знатный господин развлекается, пригласил скромного повара разделить забаву! Так что Аррибо потворствовал графу, а для чего…

– Что ты знаешь о бегинках? – резко спросил герцог.

– Они дамы не простые, тайных гонцов принимают. Но я-то что, узнал – и молчу, какое мне дело? А ваш повар, который на самом деле не повар…

– Он же стряпает!

– Он, ваше высочество, умный и опасный враг, который выучился стряпать. И хотел бы я знать, что он привез в своих баночках и скляночках… Его к вам подослали, и я это докажу. Я это сразу заподозрил – уж больно он слащавый…

– Других аргументов у тебя, Палфейн, нет?

– Когда мы из Либавы ехали – он все вокруг бегинок вился. А бегинки меж собой по-французски говорят…

– Это что, большой грех?

– Вашему высочеству, конечно, виднее, но ведь и тайный гонец, что их навестил, говорил с ними по-французски. А кто теперь во Франции настоящий король? Кардинал Мазарини – вот кто! И если мне кто скажет, будто кардинала не интересуют польские дела, я того человека в лицо дураком назову. Он хочет знать из первых рук, что ваше высочество решит насчет Польши. И вот еще один довод – он непременно должен был кого-то подослать, чтобы болтался при вашем дворе, подслушивал и вынюхивал. А никого другого, чтобы на эту должность подходил, в Гольдингене сейчас нет.

– Продолжай, – подумав, велел Якоб.

– Арне Аррибо не дурак, но напрасно он с Пермеке связался. Никласс Пермеке хоть и зарабатывал на жизнь дрыганьем ногами, а был человеком добродетельным и сестру берег. Когда он понял, что дело неладно, то очень скоро сообразил, что к чему, и пришел к графу разбираться, вот только Грит Пермеке уже была у бегинок, зато Аррибо околачивался возле графского жилища. И все они чуть не передрались. Пермеке обвинил графа, потом набросился на Аррибо, грозился пойти к вашему высочеству и рассказать про все безобразия и про то, как повар воду мутит. Тут Аррибо и ткнул его ножом, а тело – в речку. Может, и не ткнул бы, но сообразил, что это убийство можно повесить на бегинок. Они ведь тоже на берегу поселились. Так он и графа спас, граф-то ему еще пригодится, и себя спас, и от бегинок избавился – понимаете?

– Ты при том был?

– Я опоздал, не успел плясуна спасти. А дальше вот что было. Я стал следить за Аррибо – думаю, чем-то же он должен себя выдать. И приехал из Виндавы лоцман, Андерс Ведель, которого вы сами туда и отправили на житье. А лоцман оказался выпивохой, все пропил, приехал просить денег у Аррибо. И сказал, что если тот ему денег не даст, то он, Ведель, донесет вашему высочеству, что никакие они не двоюродные братья, а Аррибо ему заплатил, чтобы Ведель его за братца выдал и еще родней поделился. Как будто повар к вам прямиком из Дании явился и там всю жизнь прожил… Ну, такому мерзавцу, как Аррибо, угрожать опасно – тут он и Веделя ножом ткнул, а вытащить клинок не успел, тело в воду свалилось. Может, он гнался за телом, чтобы нож спасти, этого не знаю…

– Нож спасти?

– Ну да, ваше высочество! Он же этими золингенскими ножами хвастался, всем показывал! Его уже по одному тому ножу можно было опознать! Так что змея заползла в гольдингенский замок, почище Изабеллы, и об этом я почтительно докладываю. А нож я своими глазами видел, когда тело вытащили из запруды.

Герцог ничего не ответил – ему следовало обдумать все эти странные и опасные новости.

Он бывал при европейских дворах. Когда в 1633 году его дядюшка, герцог Фридрих, поехал в Варшаву – приносить присягу тогдашнему королю Владиславу, Якоб сопровождал его и приглядывался к придворным нравам. Потом он через Амстердам поехал в Париж – там инкогнито наблюдал за жизнью французского двора и изучал действия кардинала Ришелье. Наконец он оказался в Лондоне, но при английском дворе уже назвался собственным именем и даже подружился с королем Карлом. Интриги английского двора, стало быть, ему тоже были известны. Присутствие шпионов считалось делом обыкновенным что в Варшаве, что в Париже, что в Лондоне. Но Якобу отчего-то казалось, что в Курляндию, герцогство на самом краю Европы, никакие ряженые не поедут…

Палфейн, стоя перед письменным столом герцога в вольной позе – ноги широко расставлены, большие пальцы рук заткнуты за толстый кожаный пояс, – ждал.

– Значит, ты занимался этим, потому что хотел удовлетворить любопытство? – вдруг спросил герцог.

– Ваше высочество знает – у человека, у мужчины, должна быть страсть. Иначе он – вроде кислого молока… Есть чудаки, которые часы собирают. Есть – которые за девками гоняются, ни одной не пропустят, такая у них страсть. Есть – вроде графа ван Тенгбергена, книжки читают до полного безумия. И у вашего высочества страсть – вы свою Курляндию любите, возделываете, как хороший садовник – грядку с дынями в теплице. А я на людей смотреть люблю, на все их причуды, докапываться люблю, что и почему. У меня страсть – наблюдать и догадываться. И никаких книжек мне не надо.

– Как полагаешь, кто прислал Арне Аррибо?

– Я, ваше высочество, в политике не силен. Может статься, польский король – ему важно знать, кто из знатных господ в Курляндии на его стороне, кто уговаривает ваше высочество остаться под польской властью, а кто, наоборот, сманивает перекинуться к шведскому королю. Может статься, датский король – поскольку война началась, ему нужно знать настоящие, правдивые новости. Может, англичане – эти будут вредить, чтобы потом без большого труда забрать курляндские колонии, африканские и вест-индийские. Я слыхал, ваше высочество уже там и города свои имеет, и гавани. Одно вижу – этот повар, Арне Аррибо, может такое кушанье состряпать, что никому не поздоровится. Если ваше высочество поступит не так, как его хозяину выгодно…