Я встала с мотоцикла и обернулась к Антону. Улыбнулась ему.

— Ну давай же! Садись и держи! — решительно предложила. — Я уверена, что тебе пойдет байк!

Морозов смотрел на меня удивленно и растерянно.

— Ты серьезно, Корсак? Не шутишь? — глухо спросил.

— Конечно! Самое время научиться! Почему не сегодня?

Антон колебался, но отнекиваться не стал. Посмотрел на мотоцикл голодным взглядом.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Я знала, что у отцовского «Бэтмена» особая красота и власть над людьми. Тем более над мужскими сердцами. Хотелось бы и мне так быстро покорить сердце Морозко, как за несколько секунд удалось байку.

Антон сел и… Вот что-то есть в мужчинах такое, что заставляет их почти сразу овладевать техникой, а ту им повиноваться. Ко мне Морозов прикасался с опаской, а тут сел и сразу же уверенно положил руки на руль.

— Теоретически с устройством мотоцикла знаком? Как водить, знаешь?

— Да.

Я не спешила садиться.

— Хорошо. Покачай его под собой, почувствуй. Начнем с малого. Этот красавец спокоен и послушен, сейчас убедишься.

Антон повторил. Крепкие предплечья напряглись, а на руле заострились костяшки пальцев. Я сняла и передала парню перчатки. Попросила надеть. Коротко рассказала о контроле над мотоциклом, где что находится и как работает.

— Мотоцикл реагирует на каждое твое движение. Главное — не забудь, что это ты им управляешь, а не он тобой. Запомни два вопроса «Как?» и «Когда?», и всегда задавай четкую команду. А сейчас включай зажигание — попробуем сцепление и газ!

— Ну, поехали! — сказала через несколько минут, когда мы несколько раз тронулись и попробовали тормоз. И, кажется, Морозко даже не заметил, как я села позади него, прижалась к спине и обняла под грудью.

Конечно, у него все получилось — не могло не получиться. Лично я в Кудряшке ни секунды не сомневалась! Он не рвал газ, но держал мотоцикл достаточно уверенно, чтобы в конце наконец почувствовать скорость.

Впереди показались огни города, мимо пролетали редкие автомобили… Антон прижался к обочине, затормозил и заглушил двигатель. Отставил подножку. Сняв перчатки и шлем, повесил последний на руль и уперся ногами в асфальт — нам обоим надо было время, чтобы выдохнуть.

Я сделала то же самое — надела шлем на руку, сместив на локоть, и затихла. Но Морозова не отпустила.

Моя ладонь лежала на груди Антона, в области сердца, и в тишине вечера, сквозь рубашку я услышала, как оно забилось быстрее, а мышцы напряглись. После шлема светлые пряди взлохматились на затылке…

Мое собственное сердце билось гораздо громче, когда, не удержавшись, я ласково провела по этим прядям пальцами и приблизила к парню лицо. Прошептала в ухо, сама себя обжигая признанием:

— Морозов, сколько ты еще будешь меня мучить, скажи? Ты мне нравишься. Очень! Давай представим, что мы вместе? По-настоящему вместе. Сейчас! Ведь ты обещал…

И что на меня нашло? Возможно, вечер и тишина, а возможно, тепло напряженной спины, к которой я прижалась, но в голове словно помутилось. Не хотелось больше ничего говорить. Хотелось только чувствовать — и его, и себя.

— Я… п-помню, Корсак, — тихо ответил Морозов, но дыхание у него сбилось. — Послушай…

— Что?

— Я собирался тебе сегодня сказать… Когда все закончится, я верну тебе деньги. Мне они не нужны.

А вот с этим я была категорически не согласна, хоть в душе и зажигались звезды.

— Не выйдет, — погладила шею пальцами. — Еще как нужны! Тебе надо ехать и учиться. Заявить о себе! В конце концов, ради своей мечты ты прыгнул с моста и… терпишь меня.

Морозов качнул головой.

— Нет. Это не так.

— Что именно не так? — шепнула. — Мечта или я?

Я расстегнула пуговицу на его рубашке, пробралась пальцами под ткань, и парень резко вдохнул полной грудью, когда мои холодные пальцы легли на его горячий живот.

— Морозко, помнишь сегодня ты сказал, что не понимаешь меня?

— Помню, — от прикосновений к Кудряшке я и сама плавилась — тепло растекалось по телу, закручивалось в жаркие вихри и горячило дыхание. Такого со мной еще никогда не было.

— Так вот, я тоже себя не понимаю. Но когда ты рядом, я готова пойти на что угодно, лишь бы тебя удержать. Я знаю, что ты мне нужен, и этого достаточно. Все еще думаешь, что это игра?

— Агния…

Морозов накрыл мою ладонь своею и крепко сжал, то ли собираясь меня притянуть ближе, а то ли остановить. Он глубоко дышал, и больше не казался ни холодным, ни отстраненным, каким выглядел, когда покидал мой дом.

Я прижала лоб к его затылку и замерла, боясь нарушить внутреннюю борьбу Морозко с самим собой. С тем, что он пытался отстоять. И в нашем противостоянии мы проигрывали оба — он мне, а я — его сомнению.

Антон

— Антон, поцелуй меня… Нам никто не мешает, — легкий шепот мягких губ коснулся слуха, и по телу словно огненный разряд прошел, стиснув легкие. Меня скрутило от одного ее прикосновения и ласки, а от просьбы потемнело в глазах.

Никогда не думал, что могу чувствовать желание так ярко и почти болезненно-остро. Как будто остался один только выход — ответить.

Я держал ее пальцы в своих так крепко, что мог оставить на ладони следы, но едва ли это понимал. Яд по имени Агния Корсак уже проник под кожу, разлился в крови и стремительно поглощал кислород, лишая меня остатков воли и самого себя. Отчаянно толкая навстречу просьбе.

Все, что мне сейчас требовалось — это глоток воздуха… или свободы. Той свободы, которую я, кажется, потерял, и над которой смеялся ее отец.

Его дочь действительно делала, что хотела, и делала это со мной.

Я не знал, что ответить девушке на вопрос об игре. Еще час назад, сидя в большом доме за столом перед ее родителями — красивыми и успешными людьми, слушая, как много они сделали для единственной дочери и как высоко ее ценят, я дал себе слово, что больше никто и никогда не укажет мне в лицо, как мало стоит мое внимание и я сам. Что мы закончим наш с Корсак договор уже сегодня, потому что завтра каждый пойдет своей дорогой, и этим дорогам судьба разойтись. Что я не настолько глуп, чтобы без лишних намеков не понимать очевидного — их дочь ждет блестящее будущее и блестящий брак, достойный известной семьи.