— Саке, Филип?

— Спасибо. Здесь довольно мило, не правда ли?

После паузы Андре произнес:

— Вы первый человек, которого я привожу сюда.

— О? Почему я?

Француз повертел в пальцах фарфоровую чашечку, допил последнюю каплю, налил ещё, потом заговорил по-французски, мягко и с большой теплотой.

— Потому что вы первый человек, которого я встретил в Иокогаме, обладающий… потому что вы говорите по-французски, вы воспитанны, ваш мозг впитывает все как губка, вы молоды, почти вдвое моложе меня, а? Вам двадцать один, и вы не похожи на других, у вас чистая душа, и вы пробудете здесь несколько лет. — Он улыбнулся, плотнее опутывая его паутиной, говоря только часть правды, придавая ей нужную ему форму. — Если честно, вы первый человек из моих знакомых, который… ну, даже хотя вы англичанин и, по сути, враг Франции, вы единственный, кто, по моему мнению, каким-то образом ценит те знания, которые я здесь приобрел. — Смущенная улыбка. — Трудно объяснить. Может быть, потому, что я всегда хотел стать учителем, может быть, потому, что у меня никогда не было сына — я так и не женился — может быть, потому, что скоро мне придется переехать назад в Шанхай, может быть, потому, что мы в достаточной степени враги и, возможно… возможно, вы могли бы стать хорошим другом.

— Я почел бы за честь быть вашим другом, — тут же произнес Тайрер, попадаясь в расставленную сеть, завороженный этим голосом, — и я действительно считаю, всегда считал, что мы должны быть союзниками, Франция и Британия. Не врагами, а…

Сёдзи скользнула в сторону. Райко, сидя на коленях за перегородкой, поманила Тайрера. Его сердце подпрыгнуло. Андре Понсен улыбнулся.

— Просто следуйте за ней и помните все, что я говорил вам.

Словно во сне, Филип поднялся и, пошатываясь, пошел за ней, ступая неслышно. Они миновали коридор, вошли в какую-то комнату, через неё попали на веранду, потом подошли к другой пустой комнате. Она знаком показала ему, чтобы он вошёл, задвинула за ним сёдзи и оставила одного.

Затененная масляная лампа. Жаровня с углями, согревающая комнату. Тени, полутьма и пятна света. Футоны — маленькие квадратные матрацы, — выложенные в постель на полу, постель для двоих. Легкие пуховые покрывала. Две юкаты, цветных хлопчатобумажных халата с широкими рукавами, в которых японцы спали. Маленькая дверь вела в ванную комнату, там горела свеча и стояла высокая деревянная ванна, наполненная горячей водой, от которой поднимался пар. Сладко пахнущее мыло. Низкий табурет на трех ножках. Крошечные полотенца. Все, как предсказывал Андре.

Его сердце билось теперь очень часто, и он силился вспомнить дальнейшие наставления Андре, прогоняя пары саке.

Методично он начал раздеваться. Фрак, жилет, галстук, рубашка, тонкая шерстяная кофта под ней — каждый из этих предметов аккуратно сворачивался и нервно складывался в стопку. Неуклюже присев, он стянул с себя носки, с некоторым колебанием — брюки и снова встал. На нем остались только длинные шерстяные кальсоны. Опять недолгое колебание, потом, смущенно пожав плечами, он снял и их и сложил, ещё более тщательно. Его тело покрылось гусиной кожей, и он прошел в ванную.

Там он зачерпнул воды из бочки, как его научили, и вылил себе на плечи. Горячая вода приятно согревала озябшую кожу. Ещё одна пригоршня, потом раздался звук отодвигаемой сёдзи, и он оглянулся.

— Господь милосердный, — пробормотал он чуть слышно. Женщина была грузной, с толстыми руками, в короткой юкате, под которой не было ничего, кроме набедренной повязки. Она двинулась прямиком к нему с плоской улыбкой, знаком показала, чтобы он сел на табурет. В полном смущении он подчинился. Она тут же заметила заживающий шрам на его руке и шумно втянула в себя воздух, потом сказала что-то, чего он не понял. Он натянуто улыбнулся.

— Токайдо.

— Вакаримасу. — Я понимаю.

Потом, прежде чем он успел остановить её, она вылила воду ему на голову — неожиданно, об этом его не предупреждали — и принялась намыливать и мыть его длинные волосы, потом тело. Пальцы её были жесткими, опытными и настойчивыми, но она следила за тем, чтобы не потревожить рану. Руки, ноги, спина, грудь, потом она протянула ему кусок ткани, которым мыла его, и показала на промежность. Все ещё не придя в себя от потрясения, он вымыл себя там и смиренно протянул тряпочку ей обратно.

— Спасибо, — пробормотал он. — То есть, простите, домо.

Окатив его водой, она смыла остатки мыла и показала на ванну.

— Додзо! — Пожалуйста. Андре объяснял ему:

— Филип, просто запомните, что, в отличие от нас, у них принято мыться начисто до того, как вы ложитесь в ванну, чтобы другие могли пользоваться той же водой, — это очень разумно, ибо не забывайте, что дрова стоят здесь больших денег, а времени на то, чтобы разогреть воду до достаточной температуры, уходит много, поэтому также не мочитесь в неё. И когда будете в ванной, не думайте о банщице как о женщине, она просто помощница. Она очищает вас снаружи.

Тайрер опустился в ванну. Вода была горячая, но не слишком, и он закрыл глаза, не желая смотреть, как женщина будет убираться в ванной после мытья. Господи, думал он, страдая, я никогда не смогу сделать этого с ней. Андре совершил огромную ошибку.

— Но… ну, я… э… не знаю, сколько мне… э… заплатить, или отдать девушке деньги сначала, или что?

— Mon Dieu, вы никогда не должны передавать деньги девушке из рук в руки, нигде, никогда и никому, это верх неприличия, хотя вы можете до хрипоты торговаться с мамой-сан, иногда с самой девушкой, но только после чая или саке. Перед тем как уйти, вы незаметно кладете их в такое место, где она их заметит. В доме Трех Карпов вы вообще не будете давать денег, это особое место — есть и другие такие же, — только для особых клиентов, одним из которых я являюсь. Они станут посылать вам счет, два или три раза в год. Но послушайте, прежде чем мы пойдем, вы должны поклясться Господом Богом, что оплатите счет сразу же, как только его принесут, и что вы никогда, слышите, никогда не приведете в этот дом кого-то ещё и не станете ни с кем говорить о нем.

Филип дал требуемую клятву. Ему очень хотелось спросить, сколько это будет стоить, но он не осмелился.

— Этот… э… счет, когда его приносят?

— Когда мама-сан этого захочет. Я уже говорил вам, Филип, вы можете получать удовольствие целый год в кредит, при определенных обстоятельствах — разумеется, я выступаю вашим поручителем…

Горячая вода напоила теплом все его тело. Он едва слышал, как женщина шумно вышла, потом, некоторое время спустя, вновь вошла.

— Тайра-сан? — Хай? — Да?

Она развернула полотенце. Разомлевший, в каком-то странном полусне, он выбрался из ванны — распарившиеся от воды мышцы плохо слушались его — и позволил ей вытереть себя. Детородный орган он опять вытер сам, обнаружив, что на этот раз ему было легче сделать это в её присутствии. Расческа для волос. Сухая накрахмаленная юката. Она показала рукой на постель.