Никто не захотел, утерлись, работают кротами, только земля в стороны летит, да на его медаль искоса поглядывают – осознали, черти, что их жизни от него зависят, что от отца-командира, пусть и моложе летами, их судьба – чтоб в растрату пустую не отдал…

– Товарищ старший сержант! Там… прибыли!

Запыхавшийся боец, по годам так ему еще в семилетке доучиваться, влетел в темноту ДЗОТа ошпаренным, только вытащенной на берег рыбой рот свой разевал. Сержант наладку пулемета доканчивал, все бросил, ладонями гимнастерку под ремнем поправил, да выскочил живо – начальство немалое на позицию приехало, раз суматоха такая. Свет больно ударил по глазам, машинально посмотрел на небо – уж больно досаждали «лаптежники». Но вокруг все затянуто серой пеленой дыма, горят леса – вот и не летают над ними твари окаянные. Взглянул на дорогу и обомлел – на негнущихся ногах устремился вперед, туда, где стояла группа генералов у машин и двух БА‑10 сопровождения и охраны. Не доходя, перешел на строевой шаг, нарочито четко приложил ладонь к фуражке.

– Товарищ маршал Советского Союза! Вверенный мне второй взвод 1-й роты восьмого пулеметно-стрелкового батальона занимается возведением позиций! Докладывал командир взвода старший сержант Власьев!

От крепкого рукопожатия «первого маршала» заныла ладонь, Власьев еще никогда не был так счастлив, когда вручали медаль, руку пожал генерал-майор, а тут легендарный полководец!

– Командир 34-го ДОТа Островского УРа, Климент Ефремович, дрались до конца, немцы их в упор расстреливали и огнеметами жгли. – Стоявший рядом с маршалом генерал-лейтенант с изуродованным лицом подмигнул сержанту, и тот вздрогнул – это был тот самый спаситель, что загрыз немца, не дал тому приколоть его, тогда беспомощного. – Вижу, не стал в госпитале лежать, молодец, крестник! Мне тут Софья Михайловна поручила письмецо тебе передать, мыслю от зазнобушки.

Генерал Гловацкий передал ему конверт, и тут сержант увидел, что маршал Ворошилов с отеческой улыбкой на него смотрит. Смутился.

– Не тушуйся, сержант! И когда ты крестником стал?

– В траншею принесли, ранило, дымом надышался, товарищ маршал Советского Союза! А тут фашисты прыгать стали и бойцов других раненых колоть штыками. Нескольких убили, а тут товарищ генерал их всех порубил лопаткой! Смерть от всех отвел, добить нас не дал…

– А чего в госпитале лежать не стал?

– Да как можно, товарищ маршал Советского Союза?! Другие воюют, я за их спинами хорониться?! Да и пример все берут с нашего командующего, что сами на раны не смотрят!

– Молодец. – Маршал Ворошилов похлопал его по плечу, и Власьев был на седьмом небе от счастья. – Разве с такими бойцами мы пропустим немца на Ленинград, товарищ Гловацкий?!

– Никак нет, Климент Ефремович, всех их здесь положим, стреляем мы хорошо, нам «первый маршал» в пример! Сержанта я, как и других с его ДОТа, к Красной Звезде представил, вот только когда еще бумаги оформят? А он знающий, с финнами воевал, на курсах комсостава учился, только «кубари» им не успели выдать, война началась. По моему приказу таких взводными ставят, уже обстреляны!

– Награды придут, дело поправимое. Да и не будем писанину лишнюю разводить, сейчас все живо и оформим. – Ворошилов повернулся к генерал-майору, тот откуда-то извлек красную коробочку и достал из нее знакомый орден с пятью красными лучами. Маршал повернулся к застывшему столбом Власьеву, сам расстегнул гимнастерку, маленьким шильцем проколол ткань и прикрепил перед медалью орден. Затем сам вложил в ладонь два маленьких эмалевых кубика, которые ему подал тот же генерал.

– Воюйте храбро, товарищ младший лейтенант! За нами Ленинград!

– Служу трудовому народу!

Власьев с превеликим трудом вытолкнул из себя слова, не в силах поверить в случившееся с ним счастье. Маршал Ворошилов пошел дальше, на позиции, за ним последовали другие, лишь генерал Гловацкий на секунду задержался, хлопнул по плечу и чуть подмигнул. Достал из кармана пачку папирос «Казбек» и сунул в ладонь. Только сейчас Власьев заметил на его петлицах три звездочки, а на груди, первым в шеренге, орден Ленина.

– Молодец! И помни – в военном деле мелочей не бывает!

– Спасибо, товарищ командующий. – Неожиданно Власьев понял, кому он, как и многие другие командиры и бойцы, обязан по гроб. И собственной жизнью, чудом с Маринкой, что невероятно быстро написала в ответ письмо, которое к тому же так спешно доставили, и лейтенантскими «кубарями», и встречей с самим Ворошиловым. И многим другим…

– Так точно, товарищ генерал-лейтенант, мелочей не бывает!

Командующий 11-й армией генерал-лейтенант Гловацкий Псков

– Штаб армии будет в Порхове? Николай Федорович, может быть, вы выслушаете мои доводы за Псков. Дело в том, что есть серьезные опасения, что очень скоро Порхов станет прифронтовым городом.

– Вы считаете, что немцы прорвут оборону на участке вашей армии?

Гловацкий видел, что генерал Ватутин не скрывает удивления. Штаб фронта разместился в Новгороде, штабы армий также размещались на весьма порядочном удалении от линии боевых действий, потому его предложение несколько озадачило начальника штаба фронта.

– Несомненно. Я думаю, числа 14–15 июля немцы попытаются прорвать оборону моей армии силами танковой группы при поддержке двух армейских корпусов. Введут в действие шесть моторизованных и танковых, а также примерно 7–8 пехотных. Это очень много для 11-й армии, боюсь, не удержим рубеж. Но скажу одно – времени им потребуется много затратить. Но если будет истребительное прикрытие с воздуха, маршевое пополнение влито, еще передадут три-четыре стрелковые дивизии – проломить оборону Псковско-Островского рубежа станет невозможным.

– Зенитки вам передали, прибудут из Ленинграда, как мне известно. Кроме того, вам направлено около 20 тысяч пополнения, этого вполне хватит довести дивизии до 11–12 тысяч человек личного состава. Такой численности практически нет ни в одной дивизии ваших соседей – 8-й, 22-й и 27-й армий. Что же касается резервов, то у фронта их пока нет. На подходе 237-я дивизия, Северный фронт передаст еще 70-ю и 177-ю дивизии, как только будут подготовлены ополченцы – четыре дивизии недавно набраны, и еще столько же предполагается сформировать в самое ближайшее время.

«Все это хорошо, даже чудесно, но наши войска держатся ценой больших усилий. Если бы не окопались, то нас давно смяли бы. А штурм будет, не может не быть. Вот только как объяснить свои опасения, если меня чуть ли не засыпали наградами. Вот так всегда – за тебя другие воюют, но ты начальник, вовремя пропиарился, и вот он, ливень наград. А другим по шапке ни за что. Принцип четырех «Н» в действии – награждение непричастных, наказание невиновных. Всегда был против него, а здесь сам таким сделался, вопреки своим убеждениям. Все мои заслуги, что окопался, используя чужой опыт, да цербером рыщу, недостатки выискиваю – тоже мне, нашли в Кремле полководца! Видно, совсем плоховато с победами». – Гловацкий внимательно посмотрел на Ватутина – тот терпеливо ждал ответа.