— Самое разумное, что наши повелители способны предпринять в этой ситуации, — развивал свою версию доктор Брэд, — это сделать вид, что противоположного мира на планете не существует, и таким образом успокоить общественное мнение.

— Вы так считаете, мой адмирал?

— Так «считает» логика развития событий.

— Пардон, сэр, а как же быть с моими репортажами и с моей книгой, которые я намерена публиковать на нескольких языках? Мне что, запретят их писать? Предадут цензуре?

— А что вас так удивляет? И предадут. Во имя успокоения общественною мнения. В каких-то странах их попросту запретят публиковать, в каких-то предадут осмеянию. А в каких-то зададутся банальнейшим вопросом: «А стоит ли уделять внимание фантазиям взбалмошной журналистки?».

— Как же убийственно вы обнадежили меня, доктор Брэд!

— Даже в этих немыслимо фантастических подземельях стараюсь оставаться земным реалистом, — пожал плечами адмирал.

Фройнштаг покачала головой, тяжело вздохнула, тем не менее вынуждена была сказать:

— В любом случае я признательна вам, адмирал Брэд, за то, что вы взяли меня с собой на «Кобру» и даже позволили спуститься в этот райский ад.

— Попробовал бы я не допустить вас до посадки на «Кобру»! Я же не самоубийца и не хотел, чтобы из-за вас сорвалась вся операция.

Фройнштаг улыбнулась и признательно, по-мужски похлопала его по предплечью.

— Это прекрасно, что мы способны оказывать услуги друг другу не только в постели.

— Стоит ли сейчас об этом, мэм? — попытался усовестить ее доктор Брэд.

— Хотя и в постели вы мне, черт бы вас побрал, тоже нравитесь. В чем до вас повезло только одному мужчине — Отто Скорцени.

— Чудное определение этого Внутреннего Мира вы изобрели, Фройнштаг: «райский ад»! Предельно точный.

Они помолчали н вновь осмотрелись. Вокруг не было не души, а Фройнштаг не оставляло ощущение того, что она находится под пристальными взорами сотен глаз.

Отмахнувшись от этого наваждения, она подошла к берегу речки и, присев, провела рукой по траве. Искусственной назвать ее было трудно, в то же время Фройнштаг казалось, что такой вид ей до сих пор не встречался, даже на отличавшихся буйным разнотравьем альпийских лугах. А вот вода в реке парила. И это в горной реке, где она должна быть ледяной.

Лилия уже захватила пальцами несколько травинок, намереваясь сорвать их, как вдруг всю ее руку, вплоть до предплечья, пронизало нечто похожее на несильный электрический разряд. И тотчас же какой то внутренний голос внушительно, на чистом германском языке навеял ей: «Не рвать. Это смертельно запрещено». Причем Фройнштаг хорошо запомнила, что в навеивании прозвучало именно эти слова: «смертельно запрещено!».

С трудом разжав конвульсивно сжатые пальцы, Фройнштаг отступилась от травки и затравленно оглянулась, пытаясь выяснить, что за ней следит и на ком лежит охрана каждой из этих травинок, а возможно, и вон той, то ли сосновой, то ли кедровой, кустами окаймленной рощицы. Интересно, распространяется ли этот запрет и на воду?

Спустившись к самой прибрежной кромке, Лилия ощутила исходящее от реки тепло и едва уловимый серный запах. Теперь понятно было, что зарождалась эта речушка не в антарктических ледниках, а где-то в гейзерных глубинах континента. И что среди прочих факторов, она обеспечивала райскую стабильность климата в Стране Атлантов.

Рыбы в этой речушке тоже не наблюдалось.

Хотелось бы знать, чем они здесь питаются, подумала она, чувствуя, что основательно проголодалась. И известно ли им такое понятие, как элементарное гостеприимство.

— Кстати, адмирал, не подскажете ли, куда девался наш «добрый фей» Консул? У меня в очередной раз набралось несметное количество вопросов.

— Их-то он и опасается, мэм.

Декабрь 1946 года. Антарктида.

Столица страны Атлантов город Акрос.

Резиденция Повелителя Этлена Великого.

Пилот этого «роллс-ройсного тихолета», как окрестила его Фройнштаг, совсем юная золотистоволосая атлантка, управляла своей машиной с помощью двух антрацитово-черных рычагов, напоминающих рычаги переключения скоростей в земных автомобилях, и небольшого кнопочного пульта. Одета она была в короткую, в складку, сшитую из какого-то очень плотного материала зеленую юбчонку, напоминающую юбки, в которых некогда щеголяли воины-спартанцы, и в коротенький, из того же материала, зеленый жилет.

А еще германка успела заметить, что обута эта подземная амазонка в легкие полусапожки с острыми удлиненными носками.

Судя по всему, с модой у них здесь особых проблем не возникает, решила журналистка. Как, впрочем, и с выбором одежды. Местные модельеры их явно не балуют.

Еще при посадке в этот «тихолет» Фройнштаг поинтересовалась у пилота, как ее зовут, однако девушка лишь снисходительно взглянула на нее и вновь уставилась в пространство за лобовым стеклом своего открытого летающего лимузина. Теперь девица вела себя с видом скучающего таксиста, все еще ожидающего обратной поездки своих пассажиров, но уже не рассчитывающего на чаевые.

— На каком топливе работает ваш автомобиль, мисс? — вновь попыталась заговорить с ней Фройнштаг. И на сей раз девушка ответила ей, но на каком-то непонятном гортанном языке, слегка напоминающем наречие швейцаро-альпийских германцев.

— А не владеете ли вы английским, германским или… французским, сеньорита? — не оставила своих попыток Лилия.

— Судя по всему, ей запрещено общаться с нами, — предположил адмирал. — А местное безлюдье указывает на то, что Повелитель и его высокоподданные не очень-то заинтересованы в наших триумфальных встречах с населением Страны Атлантов.

— Вы тоже так считаете, миледи? — вновь обратилась Фройнштаг к атлантке.

Вместо ответа пилот жестом указала ей и стоявшему лицом к ее машине адмиралу на Пирамиду Жизни. Оглянувшись, они увидели Консула и группу рослых мужчин — статных, безбородых, одетых в некое подобие римских тог. Они стояли на высоком крыльце, у которого заканчивалась довольно просторная четырехугольная площадь, выложенная из бирюзовых, слегка люминесцирующих плит, каждая из которых была украшена орнаментом, по форме своей напоминающим «розу ветров».

Консул держался чуть в стороне от них, и по мере того, как адмирал и Лилия медленно приближались к крыльцу он тоже перемещался поближе к лестнице, явно, как считали «земляне», намереваясь выступать в роли и переводчика, и посредника на переговорах.

— Кажется, мы напрасно ждали здесь приятных вестей и душевного приема, адмирал, — сквозь зубы пробормотала Фройнштаг, стараясь идти плечо в плечо с командующим эскадрой.

— С чего бы этому приему быть душевным? — так же едва слышно ответил адмирал.

— А законы гостеприимства?